Волны бьются о скалы - страница 2

В животе у Лики бурчит, она хочет есть. Маму жалко будить, она не любит, что Лика просыпается так рано. Мама всегда торопится в школу, она учит соседских детей математике и литературе. Говорит, учителей не хватает, и приходится преподавать столь разные предметы. Математику мама знает, а литературу терпеть не может, считает её скучной. Она часто просыпает, потом бегает по дому в поисках одежды. Готовит себе яичницу, а нужно ещё и Лику кормить.

За окном совсем рассвело. Пятнадцать минут шестого. Лика слышит мамины шаги в кухне. Пол скрипит по всему дому, слышимость отличная. Ночью можно даже мышей услышать. Лика боится мышей, но кошки у них нет, Лике нельзя. А она так хочет себе маленького пушистого котёнка. И чтоб обязательно белого с розовым носиком и голубыми глазами.

Мама у Лики – Ксюша. Ксения Вадимовна Лебедева. Она не очень высокая, поэтому обожает каблуки. Папа из-за этого вечно её подкалывает, мол, на каблуках по камням ходят только ведьмы. Мама краснеет, сразу вся целиком, а папа смеётся. Он редко теперь смеётся и редко называет маму ведьмой. В последний раз летом, когда они запускали воздушного змея на обрыве за домом. Тогда было реально здорово, змей взлетел высоко, папа его еле удерживал, тонкая бечёвка разогрелась у него в пальцах и чуть не выскользнула. Мама стояла рядом, и ветер растрепал её волосы, длинные и пушистые, как мех у кроликов с фермы дяди Коли Щеглова. Это их сосед, до его дома полкилометра по лугу, ближе домов нет. Их не очень удобно строить на камнях и изорванном рельефе, говорит папа. Кстати, в тот раз он всё-таки упустил змея. Мама подошла к нему, они разговорились, смеялись, короче, змей улетел. Лика долго смотрела в небо, задрав голову, пока у неё не заболела шея. Потом они нарвали каких-то полевых цветов, лютиков, васильков, ковыля. Лика помнит, как красиво колышется мягкий пушистый белый ковыль, когда его треплет ветер. И мамины волосы как тот ковыль, такие же мягкие. Сама Лика цветы не рвала, папа не разрешил. Ей нельзя много тревожить руки, кисти не перебинтованы, но всё равно кожа ползёт с них слоями.

Как это – ползёт слоями? На острове есть змеи, динодоны, метровые, коричневые с чёрными пятнами. Раз папа принёс домой кожу динодона – лёгкий прозрачный футляр, почти невесомый, на котором слабо отпечатался рисунок настоящей новой шкуры. Слезшая кожа мягкая и немного липкая, она шелушится и мнётся, а когда засохнет, то легко ломается. Очень странно и противно держать в руках такой футляр от змеи. Вот и у Лики так же, как у того динодона. Интересно, когда змея сбрасывает кожу, она умирает? Наверно, нет. А она сама?

В комнату заглядывает мама и тревожно смотрит на дочь.

– Господи, Лика, опять встала ни свет ни заря. – У мамы немного усталый голос, она вчера сидела до половины третьего ночи, проверяла письменные работы учеников. Ох, как же Лика не любит это словосочетание – письменные работы. В такие минуты к маме лучше не подходить, её даже папа боится. – Слезь со стола.

Лика спрыгивает на пол. Мама вздрагивает.

– Ты с ума сошла! – Её голос окатывает Лику ушатом холодной воды. – Сколько раз я тебе говорила, нельзя так резко двигаться! Нельзя прыгать. Покажи ноги, живо!

Так, сейчас надо втянуть голову поглубже в плечи и зажмуриться, чтобы мама ещё больше не разозлилась. Нет, она никогда не бьёт Лику, пальцем не трогает. Только кричит, а вечером иногда плачет, уткнувшись в свои письменные работы. Лике жалко маму, она покорно садится на раскладушку, ёрзает на ней, стараясь издавать как можно меньше скрипа, осторожно вытягивает ноги. Мама внимательно смотрит, не появилась ли на бинтах опять кровь. Ноги у Лики от бёдер до пяток перемотаны бинтами, вонючими, не меняемыми по два-три дня, бинтами, под которыми все зудится и чешется, а расчёсывать нельзя. Лика раньше расчёсывала бинты, только потом ещё больней.