– Смотри, гусар, не отстань! Ты же кое-что обещал! – Мария озарила тусклый перрон улыбкой.
– Да никогда, сударыня! – крикнул он не оборачиваясь и медленно пошагал вдоль состава, осматриваясь и ища глазами газетный киоск.
Вокруг наперебой шла торговля. Он посмотрел на часы и усмехнулся – два ночи.
– Да… Свободное предпринимательство процветает.
На веренице коробок и ящиков, вытянувшийся по платформе, было разложено, расставлено и навалено всё, чем так богата украинская земля. Кастрюльки с дымящейся рассыпчатой и засыпанной укропом картошкой. Развалы беляшей, пирогов и чебуреков. Шампуры только снятого с мангалов шашлыка, банки с огурцами и помидорами. Ворох зелени. Ящики с черешней. Попался даже один мужик, державший в одной руке пучок новеньких серпов, а другой обнимавший связку штыковых лопат. Захотелось остановиться и посмотреть – а что, реально это кто-то купит?! Но помня, зачем он вышел, Максим, ухмыльнувшись, прошёл дальше. Наконец он заметил худенького пожилого мужичка, стоявшего перед большой коробкой от телевизора, заваленной кипой всевозможных газет и журналов.
– «Вечёрка» Харьковская есть? И вот ещё кроссворды дай. Сколько?
– Двести.
Он чуть не подавился:
– Двести чего?
– Ну как чего? Ваших московских.
Его отпустило. Двести «московских»! Он даже улыбнулся. Это цена коробка спичек в ельцинской Москве.
– Извини, уважаемый! А не подскажешь, бухлом где тут торгуют, в какой стороне?
– Так как всегда! Где вагон ресторан. Ну и у последнего вагона.
– А, ну да. Чего-то я туплю… Спасибо! – и он пошагал дальше, закуривая и осматриваясь по сторонам.
На против вагона-ресторана, в котором им было так весело ещё час назад, наблюдался повышенный ажиотаж. Всплыл из глубин мозга образ: жаркое лето… посёлок Вышгород под Вереёй… Далекий 78-й год… В сельпо завезли варёную колбасу…
Подойдя ближе, он услышал знакомый бас и вторящий ему вторым голосом низкий женский, очень требовательный и командный баритон. Он улыбнулся. Не узнать семью из соседнего купе было невозможно даже на полутёмном харьковском вокзале.
– О! Макс! Хорошо, что ты пришёл! Давай скорей! Смотри, тут это… Ну типа бухло продают. Мы хотим канистру взять. Чтоб не париться уже потом.
– Ага, подскажи моему придурку, что лучше взять. А то он готов всё скупить, а потом типа будем пробовать. Ты человек воспитанный, с образованием. Скажи, что лучше? А то он всё подряд пробует, уже три стакана слизал. Так, блять, напробовался, что еле на ногах стоит, – громко (а тихо она, наверное, и не умела) прокричала Галина и смачно откусила половину редиски, видно, только что купленной.
– Кто не стоит?! У меня не стоит? Да я в карауле на баке стоял в сорок градусов мороза! – Гена на секунду задумался, его взгляд остекленел, а потом он выпучил глаза и вдруг, издавая тигриный рык, выкрикнул басом так, что стоящие вокруг него люди отпрыгнули, будто их отнесло взрывной волной:
– Северный флот не подведёт! – после этого широко улыбнулся и, подмигивая Максиму, пробурчал: – Макс, давай! Попробуй! Чего взять-то из этого?! А?
– Давай посмотрим, Ген, чем тут народ травят, – и Максим протиснулся сквозь толпу «у прилавку». Торговала моложавая тётка неопределённого возраста, словно сошедшая со страниц произведений Гоголя. Ей не хватало только платка с завязанным на лбу бантиком и огромной синей юбки. А так перед ним стояла та самая Солоха из кино про хутор близ Диканьки, в исполнении Людмилы Хитяевой. С таким же хитрым хохляцким прищуром, статной фигурой и крепкими загорелыми руками, упёртыми в широкие крутые бёдра.
