Вернувшийся Виктор выглядел взъерошенным и раздражённым. Он изо всех сил старался сохранять олимпийское спокойствие, но это получалось у него не очень-то успешно. Пройдясь пару раз из угла в угол просторного помещения, он подошёл к столику, на котором стояла распечатанная бутылка коньяка, критически глянул на стоящие рядом с ней рюмки и, сняв с полки два больших бокала, разлил по ним содержимое бутылки.
– Как же я устал бороться с дураками… Из раза в раз одно и то же, из года в год всё хуже и хуже… Последние титаны уходят, а вместо них приходят клоуны! – в сердцах произнёс Казачёнок, убирая на полку ставшие ненужными рюмки.
– Давно ли ты о себе во множественном числе говорить начал? Приглядись-ка повнимательнее: где они, титаны-то? А клоуны в штанах с лампасами и в прежние времена водились… Или забыл? – иронично хмыкнул Максим. – А уж сейчас-то… Наиглавнейшим качеством для продвижения наверх является личная преданность, всё остальное – вторично. Именно это и называется отрицательным отбором.
Виктор в очередной раз сделал вид, что не заметил язвительной реплики друга, и продолжил всё в том же тоне:
– Они гордо заявляют, что в целом атака успешно отражена. Сбит десяток дронов и половина реактивных снарядов! Идиоты! Сбить беспилотник, стоящий триста баксов, ракетой за миллион – всё равно, что бросаться в стаю мух золотыми слитками! Как же! Война всё спишет! – Виктор подал наполненный бокал сидящему в кресле Максиму. – Четыре СУ-24, два СУ-35, АН-72, МИ-24, склад боеприпасов… Пятеро «двухсотых», семнадцать «трёхсотых». Базу обстреливали одновременно и с территории, охраняемой иранцами, и с территории, охраняемой сирийцами… Измена кругом. Они, союзнички наши, на самом деле все нас ненавидят и при первом же удобном случае засадят нам в спину нож по самую рукоятку!
Максим поднялся с кресла, и они, не чокаясь, молча осушили свои бокалы до дна.
– Было бы за что нас любить… – Максим скептически улыбнулся. – Давай спать укладываться, тихо радуясь тому, что наши израильские или турецкие партнёры до сих пор не шарахнули по нам.
– Этого ещё не хватало, – устало усмехнулся Казачёнок, бросая свежий комплект постельного белья на широкий диван. – Хотя от них всего можно ожидать… Израильтяне, те хоть с головой дружат, а вот турецкие дуболомы – случай совсем клинический… Да Бог бы с ними, жаль, что в горный лагерь полететь с тобой не смогу – с утра начнётся настоящее паломничество самых разнообразных проверяющих. – Да ладно, не маленький! Сам как-нибудь доберусь, – стеля постель, откликнулся Кольченко.
Быстро уснуть в ту ночь у них не получилось, и, чтобы сменить тему крамольного разговора на что-то более нейтральное, Максим решил немного пофилософствовать.
– В последнее время мне не даёт покоя одна весьма мудрёная теория… Согласно ей, среди бесчисленного множества параллельных вселенных наверняка есть хотя бы одна, где все погибшие при сегодняшнем обстреле люди остались живы, – глядя в потолок, задумчиво проговорил Кольченко, – а мы с тобой в том мире, скорее всего, уже спим. Или просто болтаем о чём-то другом.
– Бредишь, что ли? – Виктор недоумённо глянул в сторону друга.
– Ты что-нибудь про квантовый выбор слыхал? Про многомировую интерпретацию Эверетта?
– Ну вот… Понеслась кирза в рай… Не пойму я, как у тебя в башке всё это умещается? Давай уж, просвещай!
– Это я не пойму, чему вас в ваших «школах Абвера» учат? – усмехнулся Максим. – Ты, поди, и про кота Шрёдингера ничего не слышал?
