Увертюра к оперному представлению, где круглосуточный супермаркет – декорация, а всё, что его окружает – грубоватый перфоманс ночной столицы, есть неудачный ход создателя ради подготовки почвы для созерцания. Медиум – это только начало, это даже не причина, а всего лишь вбитый гвоздь в ту дверь, которую вы хотите открыть. Три миллиона лет эволюции человечества – лишь для того, чтобы жизнерадостные студенты пили пиво на лавке, утопив собственное ухо оголтелыми звуками из динамика. Молодёжный конвульсивный фон отдаёт терпкой помесью бреда и насилия – музыканта не в чем упрекнуть, он просто был воспитан таким образом. Он действительно верит в мощь кулака, одноразовые удовольствия и собственную точку зрения (те горизонты, суженые до минимума и есть точка). У любого власть имущего (имеющего свою судьбу) сформирован вид единственной правды, доступной для него – та же аналогия с форточкой из кухни (или откуда положено выпускать затхлый воздух из дома).
«Ты знаешь, – заговорил Назар, лёжа на кровати. – Мысли о суициде не такие уж и глупые». Естественно, я с ним категорически не согласен. «То есть, да, это глупо и эгоистично – лишать себя жизни, совершенно не думать о близких и переживающих за тебя людей. Людей, вкладывающих самих себя в твою жизнь». Как я и подозревал, дальше Назар говорил про свою деревню, жизнь и плохие отношения в семье. «Тебе не приходило в голову, постараться хоть что-нибудь изменить? – я не мог дальше слушать. – Больше не говорить ни слова, просто взять и сделать». Обычно после таких наставлений люди отвечают вялым, растягивающимся по нёбу морщинистым звуком. Поэтому мне и дальше не хотелось слушать – это не так легко, взять и сделать. Что ещё смешнее, слова графомана.
«Я делал – ушёл из дома жить в летнюю кухню, – в противовес заявил Назар. – Провёл там небольшой ремонт, убрал все ненужные мне вещи, утеплил комнату на зиму. Правда, с крышей нужно повозиться. Но это позже».
Наступает тот момент, когда человек полностью осознаёт отсутствие каких-либо приемлемых решений и совершает что-нибудь вроде маленькой семейной революции. Он перестаёт бороться, доказывать, искать. Он устал. Дайте ему глотнуть свежего воздуха – ведь он всего лишь студент третьего курса, который, возвращаясь на выходных из столицы к себе домой замечает повторяющуюся картину: мать рыдает, отец ссорится с неудачливым ухажёром своей дочери, а сама дочь, к слову, недавно родила ребёнка, содержать которого не в состоянии.
Отсюда привычный деревенский конфликт (не чужд огромным мегаполисам): ребёнок рождён не из любви, а по человеческой глупости, удовлетворяющей физиологические потребности. Ни одни из участников не озабочен перспективой – как, в последствии, ею и не награждён. Девушка мечтает о великой любви, тогда как ловкий сельский кавалер, при помощи пары романтических слов даёт ей на это надежду. Оба не имеют ни малейшего представления о внешнем мире – в силу прогресса их ребёнок уже в восьмилетнем возрасте будет намного образованнее, если, конечно, получит на это шанс.
«Моя сестра очень тупая, – как бы подытожил Назар». Плюс несколько матерных в её же адрес и разговор на этом исчерпал себя.
Назар – один из моих соседей по комнате. Он только и делал, что крутил гайки в автопарке, ходил на пары и копил деньги на первый автомобиль. Человек изначально рождён в ограниченных условиях – неважно, где именно, будь то пылающий клочок земли, оторванный от современного понятия цивилизации, или район технологического парка с космической ценой за ренту. Оба представителя будут иметь смутное толкование друг о друге посредством тех же новостей или рассказов более опытного товарища. Развитие происходит в рамках тех ценностей, которые приняты в данном субстрате культуры. И если бы не отцовское решение потратить семейные сбережения на то, чтобы отправить сына учиться в столицу, то Назар и сейчас бы крутил гайки, только оглядываясь на пасущихся позади коров, слыша завывающий сквозь хилые окна школы ветер и ничего не зная о возможностях, к примеру, обучиться социальной инженерии либо снискать успеха, виртуозно играя на контрабасе.
