Волосы Береники - страница 18



Маргарита Федоровна числилась известным в определенных кругах специалистом-логопедом, принимала маленьких пациентов на дому. Брала только самых трудных, а всякие легко исправимые детские «фефекты» речи ее мало интересовали. Как она сама объясняла: с «фыфками» и «сысками» вместо нормальных «шишек» и детсадовские логопеды могут справиться. Но если у ребеночка были совсем плохи дела… Тут уж она в его «фефекты» вгрызалась по-настоящему, шла до победного конца. С любовью и дружбой к маленькому пациенту, с искренней заинтересованностью в результате, а не абы как время провести да законное вознаграждение оттяпать. Сева рассказывал, что некоторые из той ребятни, с бывшими «фефектами», так в друзьях и остались, звонят и в гости заходят… А Маргарита Федоровна с удовольствием с ними общается, потому как латентная благодарность слаще самого большого вознаграждения. Да и что такое – вознаграждение? Получил, истратил, и нет его. А латентную благодарность можно смаковать и смаковать по кусочкам долгое время, карму себе подправлять. В общем, повезло со свекровью, что тут скажешь…

Томка по-своему оценила все достоинства Никиного скороспелого замужества, сказав только одну фразу: мол, пошла замуж по несчастью, а вышла по любви. Ника смеялась в ответ: да, Томка, так и есть.

Любила ли она Севу? Любила, наверное, но по-другому. Да Сева и не спрашивал о любви, и она сама не задавалась ответным вопросом, любит ее муж или нет. Само собой, любит, а как же иначе, если живут вместе. Вместе ложатся спать, вместе просыпаются. Сева работает много, устает. Его часто не бывает дома вечерами, и выходные может посвятить работе. Работа, работа… Вся жизнь – работа. Иногда Нике казалось, что Сева ее вообще не замечает. Забывает, что у него есть молодая жена.

– Ник… А как у вас это самое?.. Ну… В постели-то?.. – интересовалась с любопытством Томка.

– Нормально, Томк. Нормально.

– Ну это не ответ. Что значит – нормально? Ты давай в подробностях.

– Отстань, а?

– Лучше или хуже, чем с Антохой?

– Томка, я прошу тебя. Я тебя умоляю – никогда больше, слышишь? Никогда не произноси больше это имя.

– Значит, все еще любишь. Понятно. Если бы не любила, то не бледнела бы так от злости.

– Томка!

– Ладно, не буду, не буду…

– Расскажи лучше, как у тебя дела. Что твой начальник, соблазняется на тебя или держится еще за женатое положение?

– Не понимаю иронии в голосе, Ника. У меня вполне серьезные на него планы, ты же знаешь. Только не поддается ни фига. Но я все равно его добью, уже ради принципа. Слушай, а пусть Маргарита Федоровна мне погадает! Попроси ее, а?

– Не знаю… Она редко на картах гадает.

– Зато всегда и все правильно говорит. В самую точку!

– Так и иди, и сама попроси.

Маргарита Федоровна была в курсе Томкиных устремлений и относилась к ним, как всегда, с веселой иронией. Но Томка, видимо, ее иронию не очень хорошо распознавала, принимала за чистую монету.

– Я бы на твоем месте, Томочка, внесла категорические изменения в свой экстерьер… – медленно говорила Маргарита Федоровна, раскладывая на столе карты. – Весьма и весьма категорические.

– Это какие же? Подскажите?

– Ну я бы тебе посоветовала, к примеру, хоть какие-то признаки интеллекта положить на лицо вместо избытка тонального крема. Очки, например. Девушка в очках всегда смотрится интеллектуалкой. А еще бессонницы бы немного добавила, с нужной присказкой: ах, мол, всю ночь Хемингуэя читала. На Хемингуэя хоть кто западет, моя дорогая. А в очки можно простые стеклышки вставить. А еще не забывать нежно щуриться и поправлять очки пальчиком на переносице. Такие вот изменения в экстерьер я тебе и советую внести, моя дорогая. И карты об этом говорят.