Волшебная подушка - страница 7



– Ах, ты, паршивый лодырь! Как почистил ты мои царские башмаки! В темницу его! Пусть умирает голодной смертью, чтобы все видели, как я наказываю нерадивых. Это тебе не цветочками любоваться! Все должны работать день и ночь. Я не собираюсь кормить тунеядцев.

Утром новые крики донеслись их дупла. Лупоглазый захватил кладовщика Грамотея, который разговаривал с арестованным. И тут же возмущенная толпа вышвырнула обоих к уже заметенным снегом вчерашним жертвам. Лающие крики Желудина и восторженный, торжествующий рев толпы заставил меня содрогнуться. Захотелось крикнуть:

– Люди остановитесь!

Но тут я вспомнил, что это, к счастью, лишь видение. И подумал: "Оля-ля! Дальше уже не интересно. Это не сказка. Такое мы уже не раз видели в нашем мире. И не дай бог – это повториться!"

Я сделал над собой усилие и открыл глаза. За окном по-прежнему была весна. Уже отряхнули последний снег деревья. На проталинах появились первые ростки. Пробуждалась от зимнего сна природа. А в книге, что все еще лежала у меня на коленях, желудята весело улыбались мне. И так хотелось верить, что в нашем мире все будет еще хорошо. Совсем не так, как привиделось мне.

Рыжая чайка Еугения

Санкт-Петербург. Вокзал. Обычная суета и толчея. Заканчивалось лето. Горожане возвращались с дач и далекого юга с корзинами яблок и винограда. Я же с утра был не в духе. Дела задержали меня в городе на все лето и теперь, мне казалось, было поздно отправляться к морю. Я не сомневался, что отпуск будет неудачным и скучным. Представились пустые неуютные пляжи и длинные вечера. Небо хмурилось, и когда я вышел к поезду, стал накрапывать совсем по-осеннему дождь.

"Поистине, как говорят мои друзья, у меня талант все делать не вовремя", – ворчал я про себя, устраиваясь в полупустом вагоне. В купе я оказался один и мирно проспал до самого утра.

Поезд прибыл в Симферополь. Выйдя из вагона, я подумал, что может быть все не так плохо. Солнце припекло совсем по-летнему, так что мне пришлось основательно оглядеться и уложить в чемодан и пиджак и плащ. И уже немного повеселев, я оправился дальше. Автобус мчался мимо деревень с каменными домами под черепичными крышами, мимо садов, отягченных созревающими яблоками и совершенно зеленых лесов. Все чаще появлялись высокие холмы с каменистыми осыпями и виноградниками, вдали виднелись горы с каменными хребтами, напоминающими огромных древних рептилий. Еще один поворот, и мы въехали в южный городок и вскоре остановились на небольшом "пятачке", где мне нужно было выходить. Автобус отправился дальше, а я стал разыскивать нужную мне улицу. Здесь с недавних пор поселился мой старинный друг и родственник Андрей.

Дом его оказался крайним на узкой улочке у подножия холма. Его окружал запущенный сад. Виноград одичал и, оплетая крышу сарая и сливовые деревья, свисал до самой земли. В этом зеленом великолепии виднелся небольшой флигелек с двумя окнами, совсем рядом были стены старинной крепости и вершина холма с древними постройками, оставшимися от некогда могущественного города.

Вечер пролетел быстро с застольем и воспоминаниями и, засыпая под стрекот цикад, я уже не жалел о позднем отпуске. Почти все последующие дни я был предоставлен самому себе. Андрей ушел в рейс, он был штурманом на круизном судне, а его жена – моя сводная сестра – Алина, работала в военном санатории на другом конце города и возвращалась поздно. Так что я проводил время на пляже или бесцельно бродил по живописнейшим окрестностям города. К морю приходилось спускаться по узкой старой каменной лестнице с высокими, трещиноватыми ступенями. На площадке, у самого пляжа, был маленький базарчик, где продавалась вяленая рыба, виноград, арбузы, разные пирожки и соленые каперсы. Там же небольшой паренек в выленялой футболке и шлепанцах продавал сувениры: засушенных крабов, маленьких переливчатых зверюшек из керамики и свистульки из белой глины. Они были удивительно забавные и звонкие. И туристы, направляясь в крепость, толпились возле паренька, высвистывая на все лады. Возвращаясь под вечер мимо торговой площадки, я замечал, что белых свистулек у паренька почти не было, но неизменно оставалась одна большая яркая свистулька, похожая на рыжую чайку.