– Не оживающие! – перебила Настенька. – Они совсем не оживающие.
– То есть как? – не понял учитель.
– Они ещё не бегают, и не скачут, и не смеются. Они совсем не оживающие.
– В самом деле, – согласился Карандаш. – Это неодушевлённые предметы. Вы хотите, чтобы я нарисовал что-нибудь живое?
– Хотим! – закричали малыши.
– А можно, я нарисую? У меня дома очень хорошо получалось, – попросил Чижик.
– Живая картинка у тебя пока не выйдет, – улыбнулся художник, – но я дам тебе что-нибудь раскрасить и посмотрю, как ты это умеешь. А теперь я должен придумать, кого же нарисовать.
– Кусачее-бодучее? – сказал Прутик и поглядел на девочку.
– Ой, не надо кусачее, – пискнула девочка.
– Собаку овчарку, – попросил Чижик.
– Серого козлика, бабушку и волка, – засмеялся Прутик, поглядывая на девочку.
– Что вы, что вы! – замахал руками Карандаш. – Не всё сразу, потерпите.
– Козу!
– Кота!
– Собаку! – выкрикивали ребята.
– Попугая! – добавил Прутик. – Учёного попугая!
– Хорошо, хорошо! Нарисуем всех вместе.
Художник подошёл к стене и, посмеиваясь про себя, стал рисовать. Собаку он в один миг нарисовал, потому что собака была нераскрашенная. А нераскрашенная она просто не могла сойти со стены, потому что была недорисована.
Потом Карандаш нарисовал козу с маленькими рожками. Он тоже её не раскрасил. Потом настоящего тропического попугая. Потом кота бесцветного нарисовал и сказал:
– Ну, Чижик, возьми, пожалуйста, мою кисточку и раскрась собаку.
Он протянул кисточку малышу, а сам поднялся на капитанский мостик и стал смотреть сверху прищурившись, как смотрят капитаны с настоящих капитанских мостиков.
Ребята закачались на своих лошадках. Им всем очень хотелось кого-нибудь раскрасить. Но лишь один Чижик спрыгнул с лошадки и пошёл за кисточкой.
– Потом Прутик раскрасит кота, а Настенька раскрасит козу, – так сказал Карандаш, посмотрев, как ребята качаются на своих качалках.
Глава вторая,
самая удивительная
Но тут в дверь заглянул Самоделкин и сделал знак рукой.
Художник, не очень довольный тем, что его оторвали от урока, не торопясь, подошёл к нему.
– Выйди на минутку, – шепнул Самоделкин, – всё готово. Не хватает конфет с клубникой.
– Я на одну минуту, – сказал Карандаш ребятам. – Я скоро приду. – Он вышел из класса.
– Не шалите, – добавил почему-то Самоделкин и закрыл дверь.
– Так чего же нам не хватает? – спросил Карандаш, когда Самоделкин привёл его в столовую.
Надо вам сказать, что в этой Волшебной школе есть необыкновенная столовая, о которой вы ещё услышите.
– К чаю нет конфет. А чай без конфет – это не чай.
Карандаш подошёл к длинному столу, накрытому белоснежной скатертью, подумал и нарисовал прямо на скатерти шоколадные конфеты с клубникой внутри.
Вы, конечно, понимаете, что конфеты через мгновение лежали на скатерти, как самые что ни на есть настоящие-пренастоящие. Самоделкин взял их и куда-то спрятал. И в ту же минуту он услышал громкий весёлый смех, крики, топот, звон пароходного колокола, мяуканье, собачий лай. Кто-то звонил в колокол на капитанском мостике парохода. Будто пароход не стоял на четырёх своих колёсах на твёрдом паркете, а попал в страшную бурю, и вот-вот собирается утонуть, и зовёт всех, кто попадётся, на помощь.
Два наших учителя подпрыгнули на месте, повернулись и побежали по коридору. Когда они влетели в класс, Карандаш чуть не упал от удивления, а Самоделкин так раскачался на своих пружинках, что никак не мог устоять на месте.
