Я, до боли сжав руки в кулаках (в одной из них по-прежнему находился жетон) и с отчаянной силой стиснув зубы, чтобы не заорать во весь голос, слушала их разговор, а перед глазами разворачивалась картина недавнего прошлого: окончание универа, счастливые мама с папой, друзья, первая работа, планы на будущее, ухажёры… и назойливый сосед, неопрятный и вечно сутулящийся, который постоянно провожает меня жадным взглядом. Он пару раз даже являлся ко мне с цветами, но я пыталась ему объяснить, что у нас нет ничего общего. Потом он вдруг внезапно устроился на хорошо оплачиваемую работу и пришёл с дорогими подарками, наивно надеясь, что причина моего отторжения могла крыться в его финансовой несостоятельности. Подарки я не приняла, и в этот раз уже с изрядной долей раздражения сообщила, что он совершенно не в моём вкусе. А ещё, помнится, предложила обратить своё внимание на других девушек. Даже хотела познакомить его с одной приятельницей, которая как раз разделяла его страсть к компьютерным играм и балдела от умных нелюдимых парней.
А потом всё в одночасье изменилось. Тот день по-прежнему вспоминался с трудом, всё казалось смазанным, нечётким, но боли уже не было. Родители куда-то исчезли (и мне почему-то было всё равно куда), а я, умирая от счастья, услышала от Аркадия: «Теперь ты моя. Собирай вещи и переезжай».
Кстати, его родители тоже съехали днём ранее, но, в отличие от моих, их местоположение было известно. Аркаша всего-то сослал их на дачу, внушив, как видно, неожиданное желание перебраться в деревню, в которую раньше они наведывались только летом. Правда, деньги он им исправно пересылал: на его загадочной работе, которую он посещал не чаще двух раз в неделю, платили предостаточно.
- Ладно, я согласен, - прервал мои воспоминания тяжёлый голос Аркадия.
- Ну и отлично! – обрадовался Григорий. – Через пару минут она принесёт нам кофе, а потом ею займусь я…
Ага, разбежался. Я встряхнулась. Потом поплачу и покричу. Потом обдумаю, как это вообще возможно – просто взять и околдовать человека. Потом придумаю, как вернуть себе паспорт. Всё потом. А сейчас надо бежать. Нельзя медлить ни секунды.
- Может, поторопить её?.. – нетерпеливо уточнил Григорий.
Я, перекладывая жетон из руки в руку, будто выпустить его было подобно смерти, подхватила сумку, смела в неё несколько до безобразия мятых купюр с той же тумбочки (видимо, когда-то вытащенных Аркашей из карманов перед стиркой – в моём положении ничем не стоило пренебрегать), сунула ноги в кроссовки и взялась за ручку.
Что удивительно, дверь поддалась сразу.
В тот момент я даже не удивилась тому, что она оказалась незапертой. Видимо, от обилия эмоций наступил перегруз системы.
Более-менее очнулась я только на улице. Но не остановилась, рванув прочь от дома так, будто за мной черти гнались. Я петляла по дворам, сворачивала в переулки, путала следы… замедлилась только тогда, когда осознала, что удалилась на порядочное расстояние от дома и жутко устала.
Усевшись на какую-то скамейку в одном из дворов, я вдруг поняла, что всё это время продолжала сжимать в руке тот самый золотистый жетон. Более того, при мысли о том, что можно положить его в сумку или карман, становилось здорово не по себе.
Лежащий в сумке смартфон ожил, разразившись знакомой мелодией. Аркадий обнаружил пропажу. Брать трубку я не стала. Тогда он принялся присылать мне сообщения, одно за другим.
