Бой длится уже не один час, и времени на передышку нет. Впереди отвесная стена, за спиной холодные воды величественной Волги. Звон клинков и грохот выстрелов оглушают. Войско медленно отступает к воде, но места в лодках хватит не всем. Двое казаков волокут кого-то. Без сознания, но он, безусловно, знаком вам. Густая, чёрная борода, обильно пропитана алой, блестящей на солнце кровью. Кровавый след тянется и по земле – кажется, это картечь попала в ногу. Раненый стонет, пытается что-то сказать, и вы с ужасом узнаёте в этом измазанном глиной и кровью человеке своего непобедимого атамана.
Никогда не забыть этого лица. Впрочем, черты его непостоянны. Они меняются. Нет уже ни бороды, ни крови, лишь рыжеватая смазливая девица с резкими чертами лица. Голубые глаза, подёрнутые туманной пеленой, простая нательная рубаха, подчёркивающая манящие изгибы немолодого, но всё ещё крепкого тела. Девицу эту можно было бы назвать даже привлекательной, если бы не белая, даже чуть синяя кожа. Простоволосая девица Женя висит в петле, бездыханная и свободная одновременно. Кажется, эта картина затмит в твоём сознании образ раненого Стеньки. К чёрту! Надо выйти на улицу! Шаг.
И вот вы погружаетесь в оранжевый океан света и тени. Ветер с Хурона треплет волосы. Под ногами – потёртые мозаичные мостовые. Чуть правее высится величественный, полный тайн и загадок замок Рулх, а из открытых дверей «Сытого скелета» доносится манящий аромат индейки «Хатор». Хорошее место для прогулки. Люди добры, улыбчивы. На Гребне Ехо вы вдруг замираете. Навстречу вам идёт женщина удивительной красоты, одетая в старомодное корсетное платье, а не более пристойное в этом месте, уютное лоохи. Ей нет ещё и тридцати. Она шагает, чуть придерживая юбку, горделиво расправляет плечи и, кажется, вовсе не замечает окружающих. Поравнявшись с этой красавицей, вы слышите, как она шепчет себе под нос: «Я подумаю обо всём этом завтра, в Таре. Ведь завтра уже будет другой день».
Изо дня в день вы погружены в этот густой кисель из любви, ревности, битв и интриг. Но стоит только выехать на холм, чтобы осмотреть расположение французских войск и положение редута Раевского, как, заглушая доклад Барклая, в мир врывается бесцеремонный будильник.
Пора на работу. Зевок. Надо закрывать книгу.
– Стой!
Голос. Такой знакомый!
– Стой! Не закрывай!
Конское ржание. Запах пороха и пота. Треск костров. Свист картечи! Французы начали новое наступление. И вы на гнедом коне, в безупречном офицерском мундире, отвлекаетесь от командования и кричите: «Не закрывай!».
– Мне пора на работу. – Попытка оправдаться. – Продолжим вечером!
– Не закрывай, – грустно говоришь ты со страниц бессмертного романа, – пожалуйста. Когда ты делаешь это…
– Что?
– Приходит туман.
Серость и холод. Вы ощущаете их. Кажется, вы часто блуждали в этом ничто. В мучительном ожидании, когда же, повинуясь тёплым рукам, вновь распахнутся страницы и мгла рассеется. Солнечные лучи или тёплый свет электрической лампы! Вы вечность ждёте, когда из нитей этого света, силой воображения будет соткан яркий солнечный день на пляже Барбадоса или, шут с ним, хоть бы заплёванные стены самого захудалого кабака.
– Нет! Нет! Не хочу! Не закрывай!
