Вопросы мастеру - страница 24



Направляясь домой, молодой человек обернулся и взглянул на дом друга. Вокруг дома уже расплывалась розовая пелена. Они были с ней давно знакомы, и, хотя Генрих никогда не попадался в ее ловушку, он часто видел ее отголоски в людях, отчетливо видел, как она способна овладевать душами людей, лишая их рассудка…

Сейчас же пелена заглядывала в окна, блуждала по саду в поисках Генриха, желая накрыть его с головой, оставляя ему лишь два выхода: броситься навстречу ей, либо бежать от нее. Всю свою жизнь, лишь увидев отголоски розовой пелены, он неизменно выбирал второй вариант, и был счастлив… Так почему же сейчас ему так хотелось ворваться в нее?

Все происходящее казалось ему шуткой, чьей-то хитроумной выдумкой, разыгранным фарсом, наконец. Кто бы мог подумать, что вот так, словно по нотам, будут разыграны его недавние дни и, узнав свою любовь, но, приготовившись утратить, он снова повстречает ее… Совпадение!

Генрих ненавидел совпадения. Они всегда мешали ему жить, заманивали в ловушку, расставленную удачно сложившимися обстоятельствами, а потом обязательно приходило разочарование. Обязательно! И он словно оказывался запертым в клетке, из которой мог освободиться, только лишь жертвуя чем-то дорогим. Всегда было так.

Сейчас он знал, что ловушка для него приготовлена и он обязательно попадет в нее, как бы ни сопротивлялся -ведь приманка на этот раз слишком соблазнительна, чтобы он мог устоять.

15

– Давно хотел тебе сказать, и не находил повода… Ты должна знать, что если смешать все цвета судьбы, то получится…, – холодные глаза Мастера посмотрели на дочь.– Как ты думаешь, какой же цвет получится?

Энж вспомнила, как смешивала различные цвета, но получался всегда почему-то темный цвет, близкий к черному.

– Черный.

– Я так и думал. – он покачал головой в знак того, что это неправильный ответ.

– Какой?

Он улыбался.

– Белый.

– Не может быть!

– Кажется невозможным?

– Я в это не верю! Я много рисовала, ты знаешь. Я изучила всю палитру, ни разу у меня не получалось хотя бы что-то похожее. Наоборот, когда кончалась черная краска, я ее делала из других оттенков!

– Вот поэтому ты всегда была удивительным ребенком.

Она смутилась, опустила глаза, его же это смешило.

– Я говорю правду. Всегда считал тебя таковой. Когда ты стала обучаться и взяла в руки кисть, я приходил домой по большей части для того, чтобы посмотреть на твои рисунки. У меня всегда складывалось впечатление, что ты что-то знаешь о происходящем здесь, о самом смысле собирания судеб, о ее носителях… Где-то на уровне подсознания тебе словно было все известно, но ты еще не осознала разумом. Я видел, что твои рисунки становились все светлее и светлее…

– Я просто научилась рисовать за столько-то лет, – проворчала она. – Не помню, чтобы у меня получалось что-то светлое или красивое.

– Ты не права! – и объяснил. – Однажды я был осенен одной мимолетной мыслью: а что, если посмотреть на творения дочери как-то по-другому, под другим углом, на свет, издали… Эта мысль мне не давала покоя, пока я не посмотрел на них через свой синий кулон.

– И что же ты увидел? – она внимательно слушала, завороженная тайной, которая сейчас вот-вот должна была открыться.

– Я увидел, что некоторые из них были практически белыми, – договорил он и гордо посмотрел на нее. – Я попросил твою мать, чтобы она развешивала рисунки слой за слоем, поверх старых – новые. И с каждым разом моя дочь делала все большие успехи в стремлении к совершенству-белому цвету. Но тебе всегда не хватало синего.