– Вы старик.
В бирюзовых глазах Коха вспыхнули огоньки. Его следующие слова прозвучали неожиданно для большинства собравшихся в рубке гостей и членов экипажа:
– Нунатак! Удовлетворите просьбу стажера!
Саня заулыбалась, довольная результатом, забыв про Яблочкина, который уже пришел в себя и по-прежнему надеялся выиграть в словесном поединке, который начал.
– Как вас зовут, дитя? – поинтересовался инспектор, придав лицу грустное выражение.
– Александра Воробьева!
Грусть сменилась скорбью.
– Вы еще пожалеете, милая птичка, – произнес Яблочков, провоцируя девушку, но неожиданно услышал совсем не то, что ожидал:
– Воробей – птаха смелая! Мой папа всегда так говорил. Позвольте и мне узнать вашу фамилию. Судя по всему, вы Орлов или Соколов?
Яблочков сконфуженно промолчал. На губах Коха появилась улыбка. Оценив ситуацию, по мостику взбежала Рысь.
– Запишите и меня! Маруся Николаева!
– И меня, – рядом с девчонками возник великан Байса.
– Думаю, будет лучше поставить этот вопрос перед всем экипажем, – спокойно произнес Кох, стирая улыбку с лица, но по-прежнему с интересом разглядывая стоявшую перед ним Сашу. Не прошло и десяти минут, как слова капитана, к большому неудовольствию Яблочкова, транслировались по внутрикорабельной связи. А еще спустя какое-то время возле рубки выстроилась очередь из стажеров, желавших остаться на корабле в качестве добровольцев. Федеральному инспектору пришлось отложить пространную беседу, которой он изводил Коха, на другое время.
Вечером, после отбоя, когда наконец, Виктор Кох остался один, в его дверь постучали. Снова надевая китель и поминая нежданных ночных гостей нехорошими словами, мужчина открыл дверь. На пороге стояла Саша Воробьева.
– Это еще что такое? – воскликнул Кох, на мгновение забыв о своем умении «держать лицо».
– Нам надо поговорить, – заявила эта нахальная особа, по-кошачьи проскользнув в приоткрытую дверь.
– Стажер Воробьева!
– Тут такое дело… Вы присаживайтесь, гхац капитан, в ногах, как говорится, правды нет.
Тот послушно сел в кресло, лишь секунду спустя сообразив, что подчинился приказу девчонки. Взяв себя в руки, Виктор произнес:
– Чем вы объясните ваш столь поздний визит?
– Я же сказала: надо поговорить. Капитан…. Простите, гхац капитан… А можно без этих официальных «гхацев»? – с тоской в голосе поинтересовалась девушка, опускаясь на стул. И тут же выдала, словно выстрелила. – Это я во всем виновата!
Яблочков за пару часов хитрых и провоцирующих речей не достиг того, что смогла сделать эта девица всего за пару минут. Виктор перестал контролировать себя:
– Если бы я был вашим отцом…
– К счастью, это не так, – перебила его девушка.
– Замолчите! Так вот, если бы я был вашим отцом, я бы вас выпорол. Даже несмотря на то, что вы уже не ребенок. Как вы посмели ворваться сначала в рубку, а теперь еще и ко мне в каюту? Вы не знаете, что такое субординация? В «Королевке» что, этому уже не учат?
– Что вы кричите? – нахмурилась девушка, явно обиженная его словами. – Я пришла к вам как к другу, человеку, с которым могу поделиться чем-то очень важным, а вы – «выпороть».
– Простите. – Кох понял, что сорвался и переборщил с угрозами. – Рассказывайте. Что у вас в очередной раз случилось?
– Это не у меня. Хотя и у меня тоже. Это я сделала так, что «Сидерай» стал военным судном!
Виктор не знал, плакать ему или смеяться. Он смотрел на маленькую нахохленную девчонку, которая хмурила брови и кусала губы, а видел ее отца и своего друга – Сергея Воробьева. Те же медово-янтарные волосы, тот же волевой подбородок и привычка хмуриться. Вот только глаза у девушки были не карими, как у Сергея, а мшисто-зелеными, доставшимися ей по наследству от бабушки. Что же ему делать? Признаться в том, что знал ее отца, или подождать и выслушать девушку, которая явно волнуется, собираясь рассказать ему нечто важное. Он выбрал второе.
