- Хочешь сказать, ты умеешь целоваться? – прошептал он, приподнимая уголки своих умопомрачительных губ, - До остановки дыхания? М?
- Умею! Представь себе! – выпалила, излишне взволнованно.
До остановки дыхания… Хорошо, что в комнате было темно, и он не мог видеть, как пылают мои щеки.
- Я так и думал. – Кирилл задорно посмотрел на меня из-под своих черных густых ресниц, - Ляля. – добавил еле слышно.
- Хватит так меня называть! – слегка отбросив одеяло, я пригрозила ему кулачком.
- Ляля. Маленькая девочка. Что тут не ясно? – и снова эта дьявольская усмешка.
- Никакая я не малышка! Прекрати!
- Ну, как же? Кто из нас спит с пупсиком? – кивнув подбородком в сторону куклы, которая сидела на тумбочке, он вновь вернул взгляд к моим глазам: там читалась насмешка, и кое-что еще: он смотрел на меня ласково.
О-о-х. Это окончательно сбило с толку. Не собиралась обнажать перед ним душу, но слова сорвались сами собой.
- Эту куклу я шила вместе с мамой. Поэтому она мне так дорога. Это память о моей маме…
Я машинально взяла с тумбочки гигиеническую помаду, чтобы во время очередной затянувшейся паузы хоть чем-то занять руки. Открутив колпачок, слегка выкрутила прозрачный стержень, мазнув им по своим пересохшим губам. И еще раз. Нервно.
Казалось, эта ночевка сведет меня с ума. Господи, и зачем я только на нее подписалась? Лихорадочно хватая воздух, еще раз сдобрила губы гигиеничкой, наконец, зажав ее между дрожащими пальцами.
- Можно?
Я встретилась с ним рассеянным взглядом.
И с ног до головы покрылась мурашками.
Кирилл смотрел на меня так, что у меня сжалось горло. В этот миг он выглядел особенно красивым и порочным. Все мое тело покалывало от прилива совершенно новых эмоций. Волнующих. Горячих. Вязких. И вместе с тем, я впервые чувствовала себя настолько уязвимой, отчетливо осознав, что этот парень способен раскрошить мое слабое сердечко.
- Похоже, губы все-таки обветрились. Поделишься?
- Д-да.
Я передала ему гигиеническую помаду. Не отрывая взгляд от моих губ, Кирилл прикоснулся кончиком влажного стержня к своим.
- С-с-ш… - он шумно втянул воздух: все это время его ноздри опасно раздувались.
Было в этом нечто настолько интимное, что непроизвольно у меня перехватило дыхание. По щекам пополз предательский румянец.
Еще раз обильно смазав губы, он протянул мне помаду и колпачок от нее, на миг соединившись со мной кончиками пальцев. Будто под гипнозом я очертила влажным ментоловым стержнем контуры своего рта, наслаждаясь фантомным прикосновением его теплых мягких губ к своим.
Из глубины горла Воронова вырвалось нечто хриплое и неразборчивое.
- Спи, Алина! – произнес он резко, переворачиваясь на другой бок.
- И ты спи… - пыталась закрутить одеревеневшими пальцами колпачок, но он не поддавался.
- Уже. – голос Кирилла никогда еще не звучал настолько низко.
После очередной неудачной попытки дурацкая крышка укатилась куда-то под кровать, а я, подавив возглас отчаяния, наконец, от греха подальше убрала гигиеничку.
Хорошая новость – я большая не могла видеть его лица. Плохая новость – теперь я могла в мельчайших деталях рассмотреть мощную спину с четко очерченными лентами тугих упругих мышц. И открывшиеся моему взору новые татуировки.
… Проснувшись посреди ночи, я машинально протерла влажные от слез глаза. Один и тот же кошмар мучил меня уже долгие годы.
Я стояла на берегу реки сжимая свою любимую куклу, а мама с папой махали мне с другого берега.
