Вороний Яр 2 - страница 6

лодцами справными, силой, смелостью да ловкостью богатыми, словно рыбы в воде себя чуяли, но с очами имели все особенность, и бедою какою-либо тяжкою были все они гонимы, опечалены. От долгов кто бежал, от власти ли, от нужды ли, от жизни безрадостной – никого не сажали силою. Привозили их ночью в Вороний Яр, жили все, кто подолгу, кто коротко, по двору, по хозяйству работали, проверял их колдун, испытывал. Наступало лишь лето тёплое, вёз он их на дальнее озеро выполнять сокровенное желание. В глубине того озера холодного, да на самом дне, в тихом сумраке, колдовской таился камень оправленный, с сердцевинкой горящею, рубиновой. За добычу с глубины того камешка обещал колдун удачливому молодцу путь домой с огромной наградою, жизнь богатую да счастливую, без нужды до глубокой старости, Афанасию же с Анфисою опостылевшей службы скончание, снятие заклятий охранительных, возвращение скорое в дом родной. Только не было счастия молодцам. Уходили с надеждой и верою, силою да смелостью исполнены, да назад в Вороний Яр не возвращалися, глубоко, знать, камень тот схоронен был. Кто в тайгу уходил, отчаявшись, находил там погибель скорую, кто, в удачу и силу свою веруя, смело шёл до края, до истины, да на век уходил в Улечь-озеро, свою тайну ревностно хранящего. И живут по сей день отец с дочерью средь туманов под тучами хмурыми, во чертогах острова угрюмого, во плену колдуна одержимого, тёплый свет вспоминая солнечный, да надежду тая на спасение. Тяжкий долг подневольно выполняючи, во грядущее уходят на поезде, подбирают, с указания ворона, молодцов бедовых, неприкаянных, от одной опасности спасая их, во другое бросая чистилище. Вот часы уж полночь протикали, и сверчок засыпает за печкою, угольки в золе тускло светятся, слово долгое тише становится, знать приходит сказке скончание. Ну, а будет ли ей продолжение, одному лишь Господу ведомо.

Голос Анфисы к концу сказки становился всё тише, наконец, она совсем умолкла, переведя грустный, немного отрешённый взгляд на образа. Родион закрыл глаза, спать ему не хотелось совершенно, но захотелось вдруг притвориться спящим, спокойно освоить и обдумать обрушившеюся на него лавину информации. Он прекрасно понимал, о каких людях рассказала Анфиса, и что услышанное им – не совсем сказка. “Но правда ли всё это? – взволнованно думал он, – Если принять за правду то, что я в семьдесят четвёртом году, то, пожалуй, нет оснований не доверять ей. А за те полгода, что я провёл здесь, ещё ни один факт не заставил меня усомниться в том, что я переместился во времени. Стало быть, всё, что она рассказала, вовсе даже не сказка, даже если где-то и присочинила малость. И рассказано мне всё это было неспроста. Сказка ложь, да в ней намёк, добрым молодцам повод для раздумья и выбора”.

– Сказка сложена по событиям, в самом деле место имевшим, – услышал он тихий голос Анфисы, – Ни жменьки выдумки. Что ж до подоплёки касательно – да, есть подоплёка. И в том, что повелитель мой её прочувствует, я ни на миг не сомневалась.

Родион открыл глаза, едва скрывая удивление, уставился на Анфису.

“Никак опять мысли мои прочла, – подумал сокрушённо, – Плохо, коли так. Выходит, я перед ней, как без штанов на площади. Знать и впрямь ведьма. Хотя и добрая”.

Она улыбнулась, провела ладонью ему по волосам, поправила покрывало, приложила ладонь к его лбу.

– Вот уж и жару нету вовсе. Теперь спать, Родя. Закрывай глазки ясные. Ты ведь засыпал уже? Нешто сказка растревожила? Я их уйму знаю, другие поинтересней будут. Завтра новую сказывать стану, хочешь грустную, как клик журавушкин, хочешь волнительную, как трель соловья в ночи, хочешь горькую да тоскливую, как болотной выпи стон или жуткую, как филина уханье, хочешь звонкую да весёлую, как жаворонка песнь полуденную. А теперь спи, касатик, спи. А я помолюсь, да еду стану готовить, мне до рассвета поспеть надобно.