Воровка для палача - страница 3
- Думаю. Всегда, - призналась я, стараясь тайно под собой стереть ладонью лужу крови. - О деньгах. Постоянно думаю, особенно зимой, когда кроме еды и жилья надо еще за дрова платить... Еды мало, и ты вечно голоден...
Лицо палача вытянулось. Взгляд его метнулся к собственной полной поленнице.
- Я имел в виду другой голод! - рявкнул мужчина. И мне захотелось встать, а после хлопнуться в обморок. Спрятаться в успокаивающей бессознанке, словно ты ребенок, притаился под одеялом - и нет тебя.
- Оскорбление мужчины - это опасный поступок, - начал рассуждать висельник. - Нет ничего страшнее, чем соблазнить, раззадорить, а после кинуть. Если ты хочешь спасти свою сестру, ты согласишься на все.
- Вы... вы... настолько голодны, что после нескольких блюд не насытились?
- Я чертовски голоден, можно сказать, умираю, и если я вскоре не удовлетворю свои потребности... в общем, у меня есть два любимых удовольствия: жажда убийства и мужской голод. Если одно их двух не будет утолено так быстро, как хочу, то я самостоятельно добуду себе... пропитание. - Висельник одной рукой приподнял двуручный меч и демонстративно пару раз крутанул его. Я сглотнула ком в горле.
- Почему вы сами не можете себя мм... покормить? - робко спросила я.
- А так невкусно... - осклабился черный палач.
- Я... я... - Доски пола были очень интересными, настолько, что я просто не отрывала от них глаз, страшась посмотреть в гипнотизирующий желтый омут, полный желания. - Вы не останетесь голодным, если спасете мою сестру.
- Надеюсь, потому что жажда убийства удовлетворяется гораздо тяжелее. Нужно отрубить не одну голову, чтобы она погасла. Приступай. - Мужчина откинулся на спинку кресла, практически развалился, широко расставив ноги.
Главное - собраться. Главное - решиться. Он обещал, он спасет сестру. Она будет жить. Что ты готова отдать за жизнь единственного единокровного существа? Гордость, честь, достоинство? ВСЕ! Лишь бы она жила. Потому что ты не в силах признаться даже самой себе, насколько страшно жить в этом мире в полном одиночестве.
Отбросив одеяло я, как была на корячках, поползла к фигуре в кресле.
Нагнувшись, я осторожно обхватила губами нежную плоть. Раньше я никогда подобного не делала, это страшнее, чем прыгать вниз с крыши самого высокого здания. Да по сути оно примерно так и было. От хлынувшего в мозг вместе с кровью адреналина закружилась голова. Вместе с тем внутри зародилось нечто вроде неудержимого восторга.
Меня удивляла нежность вот этого самого объекта, который всего несколько минут назад так беспощадно ощущался внутри моего тела.
Казалось, впервые палач был в моих руках всецело и подчинялся мне полностью. Я смогла хоть и временно приручить его.
Мужчина стонал. Запрокинув голову, он расслабленно стекал с кресла.
Вздрагивал и напрягался, если мой острый клык задевал нежную плоть.
Хотелось упрочить позицию, подчинить этого сильного и необузданного дикаря, чтобы он весь, до последней мысли был мой. Защищал, оберегал.
Из грез меня вырвала грубая ладонь.
Шершавая от рукояти меча рука вцепилась в волосы, отрывисто дернула, проталкивая мужскую плоть глубже.
Это было похоже на то, как хозяин лошади дергает удила, направляя ее, навязывая свое мнение и абсолютную власть. Резким движением показывая, кто здесь владеет ситуацией. Против этой подчиняющей руки восстало все мое свободолюбивое существо.