Восемь лет среди пигмеев - страница 3

– Больше я ничего не в силах сделать, – сказал он. – Мы можем немного вздремнуть.

Утром она была еще жива. Глаза ее, точно кусочки слюды, выделялись на красновато-коричневом, цвета жидкого шоколада лице. Пат осмотрел ее раны и перевязал их. Затем он отправился договориться с вождями соседних племен о том, что необходимо вырыть ямы и подготовить другие ловушки для поимки леопарда.

Это выглядело так, как будто он взял перо и подписал смертный приговор Укане. Мне стало ясно: он понял, что больше уже ничего не сможет сделать для несчастной женщины, и решил предотвратить новые жертвы. Если у меня до этого и были какие-то надежды, то теперь они исчезли. Укана умирала.

Как раз в это время к дому подъехали два человека. Это были белые люди, участники какой-то экспедиции, которая изучала змей и других пресмыкающихся. Перед этим они провели у нас несколько дней и теперь хотели переночевать. Я отвела их в сторону и стала объяснять, почему не могу пригласить их в дом. В этот момент страшный вопль разорвал тишину. Он то усиливался, то замирал и бил по ушам, точно море о скалы, отступая, чтобы ударить с новой силой. Он проникал в душу и холодил сердце.

Мы вошли в комнату, где торжествовала смерть, и посмотрели на Укану, маленькую, спокойно лежавшую на большой кровати. Вокруг теснились ее родственники, напоминавшие негритят, от которых их отличали лишь бороды у мужчин и вполне развитые груди у женщин.

Я узнала Сейла, у которого было шестеро внуков; невозмутимого философа Херафу; преданного бесстрашного Фейзи, самого уважаемого из старейшин в деревне пигмеев. Мне было тяжело смотреть на них. Судя по их скорби, умершая женщина была особенно любима. Херафу ожесточенно теребил свою жидкую бороду.

– Мадами, – сказал он низким голосом, свойственным этим маленьким людям, – это горький день для нас. Укана была хорошая женщина и слишком молода для того, чтобы умирать. Но было бы еще тяжелее, если бы вы винили в этом себя или бвана[3]. Ведь это дело болози, дурного глаза. А что может сделать ваше лекарство против дурного глаза?

Здесь, на расчищенном от леса участке, где у нас с Патом имелась небольшая гостиница, полевой госпиталь и амбулатория, нам приходилось отчаянно бороться против страшных тайн и всех неясных и безымянных страхов Конго.

У нас были и пенициллин, и морфий. Имелся у нас и старенький «шевроле», который двигался, когда был «в настроении». Мы имели и консервированные продукты на крайний случай, и штормовые фонари, и американские журналы всего лишь трехмесячной давности. Но за пределами нашего участка был лес Итури – чужой, неумолимый, угрожающий.

Я страстно желала сказать этим маленьким людям, как сильно сочувствую их горю. И я сумела бы это сделать, так как хорошо знала кингвана, но в горле у меня пересохло и я не смогла вымолвить ни слова. Я села и зарыдала, как ребенок, а пигмеи обернули умершую кусками материи и понесли через лес в свою деревню. Рыдания их, то усиливаясь, то замирая, звучали все глуше и глуше, теряясь среди гигантских деревьев.

В течение этого и следующего дня слышались звуки пил и молотков: близ госпиталя строилась ловушка для леопарда-людоеда. За строительством наблюдал Пат. В течение двадцати лет пребывания в Конго он приобрел много удивительных навыков. В соседних деревнях тоже были заняты постройкой ловушек. Одни рыли ямы на звериных тропах. Покончив с этим делом, они замаскировали ямы ветвями и протащили около них туши убитых животных, чтобы привлечь леопарда и устранить запах человека. Другие соорудили ловушки, похожие на клеть, вроде нашей, расположенной у госпиталя. Та, которую построили мы, представляла собой огромную клеть из бревен, связанных веревками и ветвями лиан. Она имела две секции, наглухо отгороженные одна от другой. В одной из них находилась приманка – несчастный старый козел. Другая секция имела люк, который при помощи хитроумного устройства должен был захлопнуться, как только леопард, пробираясь к козлу, войдет в клетку. Ловушка строилась основательно, так как леопард – сильное животное. Из всех хищников, относящихся к этому семейству, леопард, вероятно, наиболее опасен. Мускулы его подобны стали. Хотя вес самого крупного самца не превышает семидесяти пяти килограммов, он так силен, что, убив антилопу, может втащить ее на дерево на высоту шести метров. Его когти не могут разорвать только самые прочные веревки или лианы.