Было ясно, что эта идея всецело овладела доктором, и он продолжал развивать ее всю дорогу до самых ворот Гранжа. Крепкий полицейский, насилу удерживавший толпу любопытствующих, отпер тяжелые железные ворота по знаку Стендиша.
– Значит, так: я поеду домой и распоряжусь, чтобы для вас все приготовили и разобрали багаж. А вы пока прогуляйтесь до гостевого дома и осмотритесь там. Я скоро подойду к вам. Епископ все там хорошо знает.
Епископ согласился с большой охотой. Спросив у полицейского, притрагивался ли кто-нибудь к чему-либо, он с удовольствием осмотрелся, шагая по лужайке, и потянул носом воздух, словно охотник. Донован подумал, что они втроем смотрятся довольно комично. На склоне пологого холма на фоне желтого неба виднелись фронтоны невысокого строгого строения. По обе стороны извивающейся подъездной аллеи высились вязы, а за домом, на территории поместья, занимавшего, должно быть, восемь тысяч акров, сгрудились всевозможные плодовые деревья. Дом в стиле Тюдоров, с высокими окнами и бородой из плюща, был построен в форме буквы «П» и незамкнутой стороной прямоугольника выходил на дорогу. Было в нем что-то от общественного здания; Донован решил для себя, что нужно было иметь астрономические доходы, чтобы содержать такое поместье. Едва ли Стендишу хватало на это военной пенсии.
Гостевой дом находился в восточной стороне парка, посреди рощи, и вид имел одинокий, скорбный и даже зловещий. Местность вокруг дома была болотистой, позади него рос огромный каменный дуб, так что дом казался куда меньше, чем был на самом деле. И если усадебный дом был выполнен просто и со вкусом, то над этим строением местные архитекторы изгалялись как могли, создав чудовищный гибрид самых разных стилей и внеся в его конструкцию столько деталей, что внешне он скорее напоминал орган. Казалось, на нем даже можно было сыграть. На его каменных стенах теснились всяческие завитки, пилястры, колонны и лепнина. Каждое окно, включая подвальное, было забрано пузатой решеткой во французском стиле. И в довершение всего сверху и снизу прилепились балконы с причудливой железной оградкой. На подходе к дому Донован заметил дверь с западной стороны, через которую убийца, должно быть, и сбежал. Лестничный пролет рядом с ней вел на нижний балкон, а сама дверь до сих пор была открыта. Безвкусность архитектуры придавала дому еще более мрачный вид. Несмотря на солнечный свет, в роще стоял сумрак, и почва все еще была напитана влагой после вчерашнего дождя.
Епископ вел их по вымощенной кирпичом дорожке, которая разделялась, огибая дом. На западном ответвлении они увидели мужчину, стоявшего на коленях и что-то искавшего на земле.
Епископ чуть было не воскликнул: «Ага!» И направился к нему. Стоявший на коленях резко поднял голову.
– Но это мои ботинки! – запротестовал он. – Послушайте, они все перепутали. Это мои ботинки!
– Добрый день, Морли, – невозмутимо произнес епископ. – Джентльмены, позвольте представить: Морли Стендиш, сын полковника Стендиша… Что случилось с вашими ботинками?
Морли Стендиш поднялся с земли, отряхивая колени. Серьезный, коренастый, лет тридцати пяти, он казался копией отца, хотя и превосходил полковника в интеллектуальном плане. Его лицо с крупными чертами было не лишено привлекательности, а пресловутые усики щеточкой свидетельствовали о целеустремленности. Одет он был в свободный темный пиджак и черный галстук, – видимо, таким образом он желал отдать дань уважения покойному отцу своей невесты. И это многое о нем говорило: правильный, не чуждый как религиозности, так и жизнелюбия, сочетавший в своем характере некоторую порывистость с чувством юмора.
