– Рома, ты сколько денег поставил? – спросил я, разглядев в нижней зоне экрана колебания каких-то астрономических цифр.
– Тысячу долларов.
– Рома! – ошарашено выдохнул я.
– Спокойно. Все просчитано.
– Ты балбес. Это же целое состояние.
– Не думай об этом. Подобные мысли только мешают игре.
– Как не думать, Рома, черт тебя подери? Ты закинул тысячу долларов в какую-то мигающую хрень с цифрами. А вдруг брокер придумывает графики от балды и никогда не даст выиграть?
– Но пока что мы в плюсе. Сам посмотри.
Действительно свеча стремительно двигалась вверх. Котировка поднялась на двадцать пять пунктов за каких-то десять секунд. Еще десять пунктов – и она коснется линии Тейк Профита. В своем воображении я видел этот момент. И хоть деньги принадлежали Роме, мысленно я уже шел в магазин за бутылкой «Хеннесси». Но тут неожиданно цена откатилась назад, всего за мгновение сожрав нашу прибыль. Секунда и пламя спекулянтской свечи трепыхалось у самой отметки Стоп Лосса. Глупо, конечно, но я был уверен, что только напряжение всех моих внутренних сил не давало цене пересечь эту линию.
«Золотой кризис» продолжался долгие две минуты. После чего котировка так же неожиданно, как перед этим упала, вдруг поднялась, затрепыхавшись ровно на середине пути от точки входа до верхней красной отметки. Я не мог больше этого выносить. Лучше бы на моих глазах кого-то пытали. Пусть даже Рому. Я перенес бы это не моргнув глазом. Но тысяча долларов, буквально разрываемая на части явно садистки настроенной биржей, вот-вот могла довести меня до сердечного приступа.
– Закрывай, – процедил я сквозь зубы.
– Рано, – прохрипел Рома.
Только теперь я понял, что ему тоже несладко. Он побледнел, а его гавайской расцветки рубашка словно только что побывала под тропическим ливнем – он истекал потом, как кровью.
– Твою мать, Рома!
Я рванулся к нетбуку, твердо решив прекратить это безумие. Но Рома вцепился в меня медвежьей хваткой. Я никогда раньше не видел на его добродушнейшей физиономии столько страдания и ничем не прикрытой готовности мне что-то сломать. Шутить с ним сегодня не стоило. Каждая пора его сто сорокакилограммового тела источала насилие, флюиды которого, смешиваясь с запахом пота, рождали убийственный аромат. Я боднул Рому головой в грудь, но это было все равно что ударить подушку.
– Ладно-ладно, сдаюсь, – сказал я. – Отпусти.
– Ты больше не выкинешь глупостей?
– Нет.
– Обещаешь?
– Рома, мы же не в детском саду.
– Пообещай мне.
– Хорошо. Обещаю.
Его медвежья хватка тут же разжалась. Я распрямил затекшие плечи. Где-то между лопатками оглушительно хрустнуло.
«Хрен с тобой, гребаный игроман, – выругался мысленно я. – Мне вообще нет до всего этого дела. Проиграй хоть миллион долларов, я не моргну глазом». Однако стоило котировке вновь поползти вниз – и мне сделалось дурно. Я нервно присосался к бутылке. Вкуса пива я не почувствовал. И все потому, что бутылка оказалась пустой. Вот до чего я дошел! Я поставил пустышку на стол и сжал кулаки. Свеча на экране нетбука нервно мялась на месте, ни на что не решаясь. Как и миллионы невротиков по всему миру перед мониторами своих компьютеров. Они входили в сделки и тут же из них выходили, обремененные сотнями страхов. Страхом жизни и смерти, боязнью сглазов, полной луны, террористов и американского ядерного арсенала в Румынии. Движение котировки было прямым отражением людского психоза, с математической точностью показывающего чудовищную неуверенность истерзанной потребительскими идеалами человеческой души. Как-то так.
