В трактире «Колокол и бутылка» было темно и тихо. Атос подергал дверь – заперто. Мушкетер горестно вздохнул, отошел на несколько шагов, в последней надежде оглянулся – и тут заметил слабый свет в одном из окон второго этажа. Атос полез наверх с необычайною для его лет ловкостью.
– Какое счастье! Арамис! – воскликнул Атос, добравшись до цели. И ввалился в комнату.
Арамис, склонившийся над столом, даже не обернулся.
– Вы только взгляните, друг мой! – Атос сделал стыдливый полуоборот, намереваясь представить свой печальный зад взору Арамиса.
– Подите к черту, друг мой, – с легкими нотками раздражения ответил Арамис и охватил свои виски ладонями. Лист бумаги, лежавший перед ним, являлся не чем иным как последним письмом от герцогини Де Шеврез. В центре неумелой рукой была нарисована большая дуля.
«Странно!» – вот уже в который раз подумал Арамис.
Атос опять вздохнул: «Пойду и утоплюсь в Черном пруду», – и вылез в чернеющий проем окна, чем-то порезав при этом лилию…
А в это время Д’Артаньян и Портос в задумчивости возвращались по освещенной луной дороге. На полпути они вспомнили, что сами же утопили Миледи еще в прошлом году…
Прораб Килограммов с трудом оторвался от чтения, захлопнул книгу и выключил лампу. Завтра на работу…
Прораб Килограммов промчался на стремительной карусели производственного утра; унимая одышку, взобрался на сонную горку полдня и, благополучно съехав с нее в умиротворяющую мягкость домашних тапочек, принялся за чтение.
…Лиловое утро вяло поднялось с востока. Портос уехал в Париж завтракать и отсыпаться. Щепетильный Д’Артаньн не мог позволить себе появиться в столице в запыленных ботфортах. Подъезжая к Черному пруду с намереньем привести себя в порядок после ночной скачки, гасконец заметил чью-то фигуру, которая, презрев утренний холод, плескалась на мелководье.
«Бог мой, Атос!» – узнал друга Д’Артаньян. Что-то, однако, заставило его остановиться и слезть с лошади.
Солнце, наконец, распустившимся бутоном засверкало над лесом, и в это время под звуки труб и барабанов из-за зеленого полога выехал Людовик. Пышная свита сопровождала его. Какой-то всадник с фальшивым бриллиантовым кольцом поверх черной перчатки вез на своем плече золоченую удочку.
Король Франции подъехал к пруду, трубы и барабаны смолкли.
– Голубчик, вы мне всю рыбу распугали, – попенял Людовик посиневшему Атосу.
– Я… Вы… в-ваше в-велии-чест-вва, – пытался оправдаться Атос.
– В Бастилию, – подавляя зевок, произнес король: сегодня он был явно не в духе.
Королевский поезд развернулся и величественно поплыл назад к столице, увозя с собой бедного Атоса.
Д«Артаньян, который все видел и слышал, вскочил на свою кобылу дерзкой масти.
– Иди жрать! Остыло уже, – над креслом зависла темная туча, готовая в любую секунду разразиться громом и молниями. Прорабу вдруг захотелось вскочить и вытянуть руки по швам. Но он поборол это дикое желание, пробурчал: «Да-да, иду», – печально выпустил пар из легких и побрел на кухню…
Когда маслянистые лучи солнца достигли антресолей трактирчика «Колокол и бутылка», они охотно преломились о бокалы с превосходным анжуйским, которое Арамис распивал в компании с таинственным францисканским монахом. Стол вместо скатерти был застелен большой картой Франции.
– Прованс и Летаргиния, – сказал монах, выбрасывая кости.
– Мои! – от радости Арамис поцеловал дулю на послании госпожи Де Шеврез…
