Похожий на Ихтиандра, Марк жадно глотал воздух. Он потерял дар речи. Но девушка рядом с ним выглядела менее ошеломленной. Можно было поспорить, что на ее лице играла едва заметная улыбка. Оправившись от оцепенения, Лиза побежала по длинному коридору. Горечь в душе сработала как анестезия, приглушающая боль в едва сросшихся переломах. Вот и погостила в любимой студии!
Теперь он стоял возле ее дома, такой жалкий и понурый, словно час назад его пытками загнали в ту аудиторию и насильно пригвоздили к смазливой ученице.
«Чудовище», – подумала Лиза, желая поскорее скрыться в подъезде. Марк попытался ее догнать. Каблуки его ботинок громко стучали по асфальту и каким-то зловещим гулом отдавались в ее голове.
– Хватит! – крикнула Лиза, не в силах больше слушать этот стук.
Марк остановился, молча наблюдая за тем, как она набирает код. Затем она скрылась, а он так и не успел сказать ничего в свое оправдание.
* * *
Прошло несколько безликих недель. Все это время у нее отлично получалось абстрагироваться ото всего вокруг: телефонных звонков неугомонного Марка, смены дня и ночи и даже от голода, который она забивала литрами кофе.
Не дозвонившись по телефону, Марк приходил и часами звонил в дверь. Она ни разу не открыла. Ей приходилось слушать пресловутое фью-фью, разносившееся по всей квартире каждый день. Когда ей это надоело, она перерезала провод звонка. Смекнув, что звонить бесполезно, Марк начал стучать. Но долго тарабанить в дверь он не мог: выходили ругаться соседи.
За недели добровольного одиночества Лиза поняла еще одну штуку: жить дальше не было смысла. Снова и снова она перечисляла причины такого решения, но ни разу в нем не переубеждалась. К тому же уединение окончательно ее добило. Кроме предателя Марка, никто о ней не вспоминал. Даже друзья из «Нирваны» и студии танцев больше не интересовались ее здоровьем. Слишком долго она с ними не виделась. Люди о ней забыли. Зато хозяйка квартиры регулярно напоминала про счета за свет, воду и прочие «радости».
Да, возможно, все еще можно было наладить: вылезти из кожи вон, потратить последние сбережения на лечение, восстановиться и начать новую жизнь в совершенном одиночестве. И если найти нового мужчину не составляло особого труда, то смерть подруги и отсутствие родных, которых, очевидно, мало волновало, как их дочь жила последние несколько лет, приводило ее в отчаяние. Получалось как в том анекдоте:
– Доктор, я буду жить?
– А смысл?
Вот и она не знала, есть ли смысл тянуться к жизни, когда для этого нет ни желания, ни средств, ни поддержки со стороны.
Уйти. Нельзя остаться. Вторая ступень
Лиза любила свою однокомнатную квартирку. Она была для нее настоящей крепостью и отдушиной на случай приступа мизантропии. Здесь все предметы, пропитанные частичкой ее души, были для нее живыми: и этот нежно кремовый диван у окна, и милый журнальный столик из матового стекла рядом. Даже синяя кофейная кружка с надколотой ручкой и надписью «Кофе» хранила понятное лишь ей тепло. Эта надпись казалась совершенно нелепой. Будто не будь ее, кто-то бы подумал, что в сосуд нужно наливать исключительно ртуть. И, конечно же, эта фотография в потрепанной деревянной рамке, сделанная в день рождения Вики. На ней Лиза и Марк крепко сжали в объятиях счастливую именинницу, чья улыбка получилась просто потрясающе! Лиза еще раз оглядела комнату и мысленно со всем попрощалась.
