Иисус прослезился (Ин. 11: 35).
Для святоотеческой традиции этот евангельский стих очень важен именно в богословском смысле, потому что он ясно свидетельствует, что Господь Иисус Христос был не только истинным Богом, властным воскресить четверодневного мертвеца, но и истинным совершенным Человеком, способным плакать такими же, как и у нас, обычными людскими слезами об умершем друге. Как говорит преподобный Ефрем Сирин, Христос «слезами Своими над Лазарем уверял… в Своем человечестве». Развивая эту же мысль, святитель Иоанн Златоуст в своей 63-й гомилии из знаменитого цикла его Толкований на Евангелие от Иоанна задается, казалось бы, недоуменным вопросом, но тотчас же на него отвечает: «Но для чего евангелист тщательно и не раз замечает, что Он [Христос] плакал и что Он удерживал скорбь? Для того, чтобы ты знал, что Он истинно облечен был нашим естеством».
Впрочем, по мысли преподобного Андрея Критского, Господь в первую очередь все же плакал не о Лазаре. Зачем Христу было о нем плакать, когда Спаситель пришел сюда именно затем, чтобы его воскресить? Зачем было лить слезы о том, кто вот-вот восстанет из могилы и вернется к жизни? Но о ком же тогда плакал Своими человеческими слезами Христос? О ком горевал Он в этот миг, когда находился среди рыдающих Марфы, Марии, а также жителей Вифании и Иерусалима, казалось бы, внешне разделяя с ними их скорбь? Святитель Андрей убежден, что Господа здесь обуревали сразу два чувства: Он и радовался, и плакал одновременно. Он радовался о Лазаре, который должен был через несколько мгновений воскреснуть. Он радовался о Своих учениках, которые сейчас окажутся свидетелями удивительного чуда – ведь Он и Сам говорил им недавно: радуюсь за вас (Ин. 11: 15). И вместе с тем Христос в этот миг также и скорбел. По мысли святителя Андрея Критского, Господь плакал здесь об иудеях, которые не приняли ни Христа, ни слов Его учения. Он пришел к своим, и свои Его не приняли (Ин. 1: 11). Господь ясно «предвидел, что они останутся в своем неверии и по совершении чуда», и потому плакал о судьбе богоизбранного народа. Близок по мысли к святителю Андрею и святитель Петр Хрисолог, который, однако, утверждает, что скорбь Господа касалась не только неверующих иудеев, но и распространялась на весь людской род – охваченный неверием, духовно гибнущий под властью греха. Святитель Петр говорит об этом так: «Братие, Христос плакал как человек или от жалости о гибнущем человечестве, или же от скорби, которую чувствовал, видя ожесточение людей, одержимых неверием».
Впрочем, до некоторой степени слезы Христа относились и к Лазарю, вернее – к тому состоянию, в котором он теперь пребывал. По убеждению святителя Андрея Критского, слезы Христовы проливались не столько о самом умершем, сколько о том уродующем мертвеца смертном истлении, что повреждает богосозданную человеческую природу, лишает ее дарованной Творцом красоты, искажает и уничижает первоначальный небесный замысел о людском бессмертии, ввергает человека в бесславие гниения.
Не таким Создатель замыслил Собственное творение, не к этому Он его предназначил. И потому-то Господь плачет об истлевающем человеке, который силой собственного греха оказался не в раю, не в Эдемском саду, но во гробе – разлагаясь той своей телесностью, которая была задумана Богом как неумирающее вместилище благодати Святого Духа. Здесь же можно припомнить и знаменитые слова из «Самогласнов» преподобного Иоанна Дамаскина, содержащихся в православном богослужебном чинопоследовании погребения умерших: «Плачу и рыдаю, егда помышляю смерть, и вижду во гробех лежащую по образу Божию созданную нашу красоту, безобразну безславну не имущую вида»… Именно об этом плачет Господь, стоя возле гробницы Лазаря: о таком, по словам святителя Андрея Критского, мертвящем и истлевающем «повреждении природы нашей и безобразном виде, какой дает человеку смерть…
