– Важно! – говорил Петр Михайлыч, потирая ладонью желудок и прожевывая огурец.
– Кушайте, кушайте яишенку-то, пока горяча, – предлагал ему егерь.
– Вот на еду-то меня и не тянет. Поем. Куда торопиться! Вишь, она как еще горяча, яичница-то, даже кипит в ней масло.
– Меня самого, ваше степенство, на еду никогда не тянет наутро, коли я с вечера загулял, – сказал мужик и прибавил: – Да оно и лучше. Водка без еды всегда ласковее пьется. А только, ваша милость, без второго стаканчика нельзя, – улыбнулся он, – поднесите уж и второй. Ведь я в двух сапогах хожу. Да и сами-то вы…
– Амфилотей! Найдется мне там в бутылке еще стаканчик водки? – спросил егеря охотник.
– Найтиться-то найдется, Петр Михайлыч, а только лучше бы вы спервоначалу яишенки…
– Ах ты господи! Ну чего ты меня оговариваешь! Чего под руку говоришь! Терпеть я этого не могу.
– Да ведь на выводков нам идти надо, вот я из-за чего.
– И на выводков пойдем. Все будет… А только не говори мне под руку. Через это самое у меня икота всегда делается.
– Да ведь я к тому, что еще утро. Лучше же мы в дорогу с собой фляжечку захватим и на легком воздушке в леску…
– То само собой. Наливай.
Мужик бросился наливать Петру Михайлычу остатки водки, а себе ром.
– И чего ты, в самом деле, их милости, Петру Михайлычу, препятствуешь? Какую ты имеешь праву? – обратился он к егерю.
– Ну, ну, ну! Не тебе меня учить политике! Я тридцать пять лет с господами охотниками. Я егерь, прирожденный егерь, а ты мужик, сиволдай, – огрызнулся на него егерь. – Я с графами да с князьями бывал.
– И я графа Льва Петровича возил. Чего бахвалишься!
– Стакан! Оставь его! Не суйся! – крикнул на мужика охотник. – Пей.
– Еще раз со здоровьем, ваша милость, поздравляю! – сказал мужик и выпил стакан.
Выпил и охотник. В голове его уже порядочно шумело. Егерь опять приступил к нему:
– Съешьте вы хоть кусочек яишенки-то. Иначе зачем было и требовать ее?
– Ты требовал. А я ни в одном глазе… Вот ежели бы раков…
– Да не желаете ли, ваша милость, я сейчас побегу и скажу, чтобы мальчишки ловили в речке? – засуетился мужик. – Ведь у нас только для господ и ловят.
– Ваше степенство! Петр Михайлыч! Когда же на выводков-то? – строго крикнул егерь. – Кушайте тогда чай, коли яичницу есть не можете, одевайтесь да и пойдемте. Собачка по вас плачет, ружье стонет.
– Сейчас, сейчас… – заговорил охотник. – Экий какой ты, Амфилотей, ретивый!
– Да ведь надо же хоть одну птицу убить, коли на охоту приехали. А ты, мужик, пошел вон!
Егерь взял за плечи мужика и выпихал его за дверь.
3
Уже было около одиннадцати часов утра, а Петр Михайлыч все еще не мог выбраться из охотничьей сборной избы в лес на охоту. Впрочем, он уже надел брюки и высокие сапоги, перетянутые ремнями выше колен, и наполнил водкой охотничью фляжку. На столе стояла уже новая, наполовину выпитая бутылка водки, и сам Петр Михайлыч, хватив на старые дрожжи несколько стаканчиков, был уже изрядно пьян. Егерь перестал и звать его в лес на выводков куропаток, а бродил из угла в угол и бормотал:
– Так я и знал, так я и предрекал, что эти выводки доктору Богдану Карлычу достанутся. Какой вы теперь охотник! Вам теперь не дойти до выводков-то!
– Врешь. В лучшем виде дойду, дай только мне в аппетит войти и позавтракать хорошенько, – отвечал Петр Михайлыч. – Вот Анисья грибы изжарит, я в аппетит войду – и после завтрака отправимся. Куда нам торопиться? Над нами не каплет.
