Родители тоже не знают, что делать. Отец плохо спит, я переехал к ним на несколько дней и каждую ночь слышу, как он встает и ходит по дому, размышляя. Станем ли мы убийцами, если подпишем согласие? А Нора? Вдруг, она всё же очнется, но позже? Вера в это разрушает изнутри.
Каждый раз, когда я прихожу к ней в палату, то испытываю лишь боль и сожаление.
Я не знаю, как мне поступить. Если сделаю это, то готов ли к тому, что мне придется жить с этим грузом в себе? То, что я подписал сестре смертный приговор.
***
Ещё несколько дней спустя.
Мы сделали это. Поставили свои чертовы подписи, чтобы Нору отключили от аппарата жизнеобеспечения. Стоит говорить, как хреново я чувствую себя?
Наша мама начала рыдать на плече у отца, когда врач лишь поджал губы.
Сегодня в семь вечера её сердце остановится и больше никогда не забьется.
Я смотрю на бумагу, которую доктор убирает к себе в ящик и дает нам время, чтобы прийти в себя и после выйти из его кабинета.
Ухожу первым, потому что более не способен здесь находиться. Воздух будто бы душит. Каждая минута затягивается в бесконечность, словно тёмная пелена окутывает разум, не позволяя вздохнуть полной грудью.
Уже на улице прошу у первого попавшегося человека сигарету и зажигалку. Ранее я лишь пробовал курить, но сейчас очень сильно нуждаюсь в этом.
Делаю затяжку и выдыхаю, начав кашлять, но это отрезвляет и приводит в некоторое чувство. Вновь теряюсь во времени, и это происходит всё чаще.
Телефон в кармане начинает разрываться от сообщений, поэтому я достаю его и смотрю на экран, видя, что это Рован.
«Что вы сделали?»
«Вы подписали согласие на отключение Леоноры от аппарата?»
«…»
«Перезвони мне.»
«Я не шучу, Доусон, и в твоих интересах перезвонить»
Я блокирую экран и ставлю телефон на беззвучный режим. Конечно, он узнал. Доктора, наверняка, отчитываются перед Гарнетами, ведь они являются спонсорами программы, в которой все мы участвуем. Однако… я не думал, что это произойдет так быстро. Но Рован ничего не сделает, не посмеет повлиять на наше с родителями решение.
Я не хотел, чтобы он или Кайден узнал. Последний по понятным причинам, а вот первый… наши когда-то дружеские отношения становятся всё более натянутыми.
Выкидываю окурок в мусорное ведро и ухожу в палату к Норе, чтобы провести с ней последние часы. Там уже сидят и родители. Отец тоже не курит, бросил много лет назад, но сегодня вернулся к старой привычке. Даже мама не попрекает меня, что я тоже притронулся к сигарете.
– А если мы совершаем ошибку, – слышу её тихий голос, – Нора нас не простила бы…
– Но она бы не хотела провести всю жизнь, прикованной к кровати, – заверяет отец, – зная её характер, то позже она сама бы просила нас о… том, чтобы её убили.
Палата вновь погружается в тишину, прерываемую лишь звуками аппаратов.
Я гипнотизирую сестру взглядом и надеюсь на какое-то чудо, чтобы она вдруг очнулась и заговорила с нами. Но этого не происходит.
Зарываюсь руками в волосы и их хочется рвать на себе.
Минуты сливаются в часы, и когда я вновь поднимаю взгляд, то стрелка часов показывает половину шестого вечера. Ещё каких-то полтора гребаных часа…
Дверь в палату резко открывается, и я вижу Рована с бешеным взглядом и врача, который залетает следом за ним.
– Что вы сделали? – он задает этот вопрос моим родителям и мне, когда я и отец одновременно поднимаемся со своих мест.
– Рован, это не твоя забота, – отвечаю ему. – Ты не имеешь…
