Восьмая книга восьмого. Познание истины - страница 15



Ток – это тоже водица. У венгров То – это озеро, а лужа – Точа. Ну, а русское «озеро» – от Ра, как и «река». «Озеро» значит «Се Ра».

По – это этрусское название реки в Тоскане, на севере Италии. От этого этрусского названия воды русская «поверхность», т.е. буквально «суть верх по», т.е. поверхность – это верх воды.

Цедить значит дать це. Це – это ещё одно название воды. Но воду можно лить. А Ли тоже вода. От этого Ли – Лёд. По-украински лёд – это крига, т.е. коряга, корка на воде.

Все эти примеры указывают на то, что лингвисты – это даже не младенцы в языкознании. Их там нет вообще. Не их это дело, языкознание. Они – речеведы.


Глава III. История


Историки делят время существования человечества на два отрезка. Первый – доисторический, второй – исторический. Правда, сегодня они добавляют ещё один отрезок под названием новейшая история. Но новейшая это история, или старейшая, для историков она потому история, что у неё есть письменные свидетельства. То есть для историка история начинается с появления у людей письменности. Именно поэтому они историю именуют историографией. И тут историки соприкасаются с лингвистикой. В свою очередь, и лингвисты соприкасаются с историей, поскольку им приходится расшифровывать исторические рукописи. Так на стыке двух наук и вырисовывается древняя история. Но у лингвистов ведь не вся история, а только история речи, хотя русские лингвисты и говорят, языка. Немцы или там англичане так сказать не могут, поскольку у них нет языка. Поэтому свою лингвистическую историю лингвисты делят на письменную и дописьменную. Тут они отличаются от историков, поскольку у тех история делится на доисторию, историю и новейшую историю, а у них другое деление. Тем не менее, общим и для историков, и для лингвистов является то, что ни те, ни другие не знают, что значит слово «история». А это чрезвычайно важно для истории!

«История» значит «исстари». И кто это может опровергнуть? Но что значит старь? А это бывшая царь. И история – это повесть о том, что было при ней. Но об этом нет ничего ни в академической истории, ни в лингвистике. Есть лишь упоминания о Матриархате, т.е. Царстве Матери, а также какие-то мутные басни древних греков об амазонках, и всё. А у лингвистов и того меньше. Они вообще полагают, что в древности никакой письменности не было, и древние люди передавали сведения и знания из поколения в поколение из уст в уста. Здесь опять у историков и лингвистов есть общая черта. Она проявляется как полная непрактичность и тех, и других. Отец пишущего эти строки не раз говаривал: «Лучше плохой карандаш, чем хорошая память». Неотъемлемой особенностью человеческого ума является его забывчивость. Обычно он забывает то, что полагает ненужным или неприятным. Кроме того, ум забывает то, с чем давно не имел дела. Поэтому малограмотная бабушка пишущего эти строки завязывала узелок на память, который служил ей напоминанием о том, что надо вспомнить и сделать. Этот узелок она завязывала на своём платке, который всегда носила на голове. А это уже указание на то, что и в древности девы завязывали узелки на память, но не на платках, которых у них тогда ещё не было, а на волосах, которые у них уже были. Отсюда и так называемая письменность деванагари, на которой записан санскрит. Буквально «деванагари» – это «у девы на горе», т.е. на голове, поскольку «гора» – это бывшая «гола», от которой «гола ва». И если присмотреться к письменности деванагари, то можно заметить, что её знаки – это на самом деле рисунки узелков, которые свисают вниз с кусочков горизонтальной нити.