«Все в порядке, Долли, – шептала она, – не паникуй. Это просто поезд».
Многие просто не знали бы, что делать с таким количеством личностей, заключенных в одном теле. В этом-то и состоит причина того, что мы так близки, Элла и я. Хотя мы очень разные – по сути, противоположности, – она ни разу не пробудила в нас злость и не заставила нас почувствовать себя плохими или нелюбимыми.
Я нежно смотрю на свой Здравый смысл и, спускаясь вслед за ней по лестнице, разглядываю стрижку «боб» на черных волосах.
– Тебе к какому времени надо там быть, у этого Дэниела? – спрашивает она.
– К восьми, – отвечаю я.
– Помни: будь самой собой. Ясно?
– Ясно.
Она оборачивается и улыбается.
– Ты справишься.
На улице Анна встречает нас стиснутыми зубами. Она скрещивает изящные загорелые руки и, приоткрыв губы, покрытые персиковым блеском, неодобрительно фыркает. Я пытаюсь улыбнуться, надеясь тем самым задобрить ее, однако она отводит взгляд. Явно обиженная тем, что ей пришлось пропустить урок зумбы[5], она в сердцах хлопает дверцей своего внедорожника «Вольво» – ну, прямо-таки королева драмы – и что-то тихо бормочет насчет бедер и ягодиц.
– Ты отлично выглядишь, – жизнерадостно лгу я.
Анна смотрит на себя в зеркало заднего вида, поправляет длинный белокурый локон и заводит двигатель.
– Да, и спасибо, что предложили подвезти, – добавляет Элла.
Я откашливаюсь.
– Извини, что тебе пришлось пропустить урок, – робко говорю я, тремя мазками нанося бесцветную помаду с вишневым вкусом.
Однако взгляд Анны, злой и острый, вынуждает нас замолчать. Она отказывается потакать нашей миролюбивой болтовне.
– Кстати, девочки, – резко произносит она, сжимая пальцами обтянутый кожей руль, – зачем напиваться до тошноты? Ведь в этом нет надобности, напиваться до такой степени. Это не…
– Не подобает леди? – заканчиваю я за нее. – Боже, Анна.
Молчание.
– Вы правы, миссис Ву, – говорит Элла, коленом пихая в спинку моего сиденья, – мы ведем себя неподобающим образом. Алекса, ты так плохо на меня влияешь!
Я отстегиваю ремень, и настоятельный писк извещает нас о том, что моя безопасность не обеспечена. Я поворачиваюсь назад и показываю Элле средний палец.
– Алекса! – рявкает Анна. – Хватит дурачиться!
Элла хихикает и подмигивает, поэтому я шлепаю ее по ноге довольно сильно, с угрожающей гримасой говорю ей: «Ну, погоди!» и поворачиваюсь к дороге. Щелк.
Мы, все трое, молчим. Тишину нарушает шум ветра, врывающегося в открытое окно. Низкое урчание двигателя внедорожника и «Лучшее из Блюграсс» Анны скрашивают унылую езду по городу. Голова все еще побаливает, поэтому я опускаю на нос темные очки, и свет мгновенно тускнеет. Я ухожу внутрь Тела и обращаюсь к Раннер.
«Спасибо за похмелье», – с нескрываемым сарказмом говорю я.
«Всегда пожалуйста», – хмыкает она.
По пути мы сворачиваем к дому подружки Грейс. Под колесами хрустит гравий подъездной дорожки. Я замечаю бездомную кошку цвета конфитюра, она сидит на лужайке и лижет себе задницу.
– До встречи! Еще раз спасибо, миссис Ву, – говорит Элла и захлопывает дверцу.
Она идет к многоквартирному дому, и я вижу, как в окне первого этажа раздвигаются гардины – между ними, как между кусками хлеба в сэндвиче, появляется Грейс, на ее веснушчатом лице сияет улыбка. При виде старшей сестры – предмета зависти и обожания одновременно – Грейс бросается к открытой входной двери. Она проводит рукой по своей роскошной стрижке «боб» – попытка подражать Элле – и машет. Мы с Анной машем в ответ, кошка уже лежит на спине и нежится, подставляя розовый живот солнцу и не обращая внимания на крадущегося по стенке гаража кота. Кот напряжен, его уши навострены.
