Воспитание циника - страница 14

– Надеюсь, что ноги у тебя при этом будут нормальные, а не как у русалки. В противном случае как же я…

– Аха-ха-ха!..

Воркуя так, мы вернулись к дому Наины, вошли в подъезд, поднялись по лестнице на второй этаж и позвонили в дверь ее квартиры. Нам открыла сухощавая пожилая женщина, очень похожая на Наину, но только состарившуюся. Это была ее мать.

Покрутившись в прихожей, прошли на кухню. Меня накормили обедом, предложили чаю с вареньем. Наина то и дело убегала в комнаты, откуда время от времени раздавался детский плач. Напившись чаю, я пошел за ней.

На ковре в гостиной копошился ребенок, совсем еще маленький. Не знаю, мог ли он уже ходить, во всяком случае при мне он только ползал. Вокруг были разбросаны игрушки. Я вспомнил, что у меня для него есть подарок – машинка на батарейках. Достав машинку из сумки, я передал ее Наине, благодарно мне при этом кивнувшей, чтобы она сама вручила мой подарок малышу – я его стеснялся. Он схватил машинку и залопотал нечто очень счастливое, хотя рядом с ним я заметил несколько похожих игрушек, – видимо, ребенок просто радовался чему-то новому.

Внимательно и настороженно смотрел я на крошечного сына моей любовницы, на лице моем была изображена улыбка. Впервые я почувствовал укол ревности – ведь ребенок являлся ясным свидетельством того, что до меня у Наины был секс с другим мужчиной. Глядя на маленького Васю, видел в нем их слияние – Наины и ее бывшего мужа. Отчетливо представилась мне следующая картина: Сёма (Наина сама выболтала мне его имя, прямо так и крикнула, корчась в оргазмических спазмах: «Сёма!». Я с несколько часов потом хмурился, однако Наина своими ласками почти убедила меня в том, что это мне только почудилось.) заходит в хлипкий садовый домик, где его уже ждут. Через минуту стены начинают трястись. Потом Наина кричит в экстазе, когда он извергает в нее свое семя.

Теперь совсем в другом свете выглядело и соблазнительное предложение заняться любовью на ночном пляже. Скорее всего, Наина трахалась с ним и там.

Впрочем, никто, кроме меня не заметил во мне никакой перемены. Наинина мама была занята внуком, с которым проводила все свое время, а Наина, под каким-то предлогом зазвав меня в другую комнату, горячо зашептала мне в ухо:

– Остаться здесь вместе на ночь мы не можем, мама этого не поймет. Но я все придумала. У тебе есть с собой деньги? Мы могли бы прямо сейчас пойти в гостиницу и снять там номер на ночь.

Ревность продолжала толкаться мне в кадык, когда я ответил, что немного денег у меня с собой есть.

Выпив еще по чашке чая, мы распрощались с мамой и почти побежали в гостиницу. Денег хватило в обрез.

Поднялись в номер. Поставили на тумбочку прихваченный из дома магнитофон, разделись и пошли вместе в душ.

Намыливая Наине спину, я все еще с негодованием думал о других руках, наверняка вот так же ее теревших. Но вскоре мое настроение изменилось: Наина ополоснулась и принялась мылить меня, особенно тщательно – между ног. Все ревнивые мысли растворились, как мираж в пустыне, осталась только одна незаглушимая жажда, которую нужно было насытить хоть временно.

В комнате мы выключили лампу на тумбочке, вставили в магнитофон кассету, легли и под пение мужского хора, сопровождаемое упругими ударами драм-машины, ритмично задвигались.

Слабый свет городских фонарей проникал в комнату снизу, через окно. В темноте Наинины черты расплывались, изменялись до неузнаваемости. Мне стало казаться, что я вижу не только ее, что одновременно я занимаюсь любовью и с ней, и с Машей, и с Наташей, и с Ириной, и еще с другими женщинами, лица которых приходили на ум. Потом все образы слились в один: прямо передо мной покачивалось вверх-вниз только одно лицо, единый божественный лик. Комок подкатил к горлу, я чуть не плакал.