Воспоминания Ольги Владимировны Поповой. Часть II - страница 2

Дом 70 на Петербургской стороне был Ольги Григорьевны, деревянный, двухэтажный. Верх она сдавала, а внизу жила сама с Бессоновыми. Квартиры были просторные, из 6-и комнат: гостиная, столовая, спальная, Андрюшина комната, Яшина, Авдотьи Николаевны (компаньонка Ольги Григорьевны, старая дева, очень комичная – о ней расскажу дальше). За кухней была еще комнатка, где жила кухарка Груша с дочкой, не помню, как ее звали, кажется, Шуркой – тоже «фрукт» своего рода.

Андрей Васильевич Попов

Андрюша приехал еще до меня, узнал от своей матери, что мы с Сережей вот-вот явимся, и набрал на всех билетов и в оперу, и в оперетку, и в драматический театр – в общем, чуть ли ни на каждый вечер.

Мой отец с Володькой2 тогда работал и жил в Новгороде. На праздники приехали и они. Отец всегда останавливался у своего старого друга Василия Агафоновича Пруссакова, а Володя у кого-то из своих товарищей. Эти каникулы были прямо до того насыщены всякими дневными балетами, вечерними спектаклями и концертами, прямо, ни до, ни после того у меня не бывало такого суматошного периода.

И вот, выходим как-то вечером после какого-то спектакля на улицу – диковина: ни души, пусто везде. А ходили мы с Андреем и с нашим Володей. Володька сразу понял, в чем дело: «Революция! Пока мы сидели в театре, была демонстрация, ее разогнали и – вот!» Андрей подумал и согласился: «Да… похоже на то». Пришли домой к бабушке. Оказывается, на самом деле была очень большая демонстрация в центре, отзвуки ее были слышны и у нас на Петербургской стороне, даже стреляли.

Андрей «вынес резолюцию»: пока не началась железнодорожная забастовка, надо ехать по домам, а то застрянем. Так и решили, и на следующий день мы уехали в Одессу, а Андрюша в Самару, где он работал почвоведом в какой-то научном учреждении – обследовал почвы, проводил анализы, давал указания, где каких веществ не хватает, что надо вносить в почву, чтобы собрать урожай. И не знаю, что еще он там творил.

В общем, мы разъехались по домам. В Одессе, оказывается, тоже были отклики на ту демонстрацию, которую мы пробыли в театре, но учебный год своевременно, с некоторыми шероховатостями, продолжался и был доведен до экзаменов и каникул.

На каникулах мы с Сережей, по приглашению его отца, съездили в Томск, где я познакомилась со своими родственниками – Сусанной Павловной Петровой, бабушкиной племянницей (у меня был ее адрес – бабушка с нею переписывалась, я всегда писала под ее диктовку письма в Томск). Мне было интересно там побывать. Сусанна Павловна познакомила меня и с другими родственниками. Особенно подружились мы с семьей бабушкиного племянника Феофилакта Герасимовича Севастьянова, его второй женой, очень хорошей портнихой Юлией Степановной, и сыном Филошей (Филологом), учеником реального училища, уже выпускного класса.

Когда Василий Андреевич узнал, что у меня в Томске родня, он решил сделать «прием». Этот «прием» прошел очень торжественно и чудно, Василий Андреевич так и ставил вопрос, что не за горами тот день и час, когда они и с ним породнятся. Юлия Степановна подружилась с Феней (мачехой Сережи). О Фене тоже надо рассказать целую историю.

Она работала сиделкой в железнодорожной больнице. Василий Андреевич видел ее хозяйственность и прочие положительные качества и сманил ее к себе в домработницы. В общем, в доме у него появилась «хозяйка», и дом стал похож на дом. Все у Фени кругом блестело, как в хорошей лаборатории, особенно кухня. А готовила она так вкусно, что и сам Василий Андреевич, и братья-Поповы языки проглатывали с едой. А в кухне у ее ног копошился, ползал Яша, ее сын, который еще и на ноги только-только начал вставать. Когда мы приехали, и я была встречена, как «дочка», Феня явилась ко мне и принесла все ключи от шкафов, погреба и проч. Я, конечно, от ключей наотрез отказалась, т. к. мое пребывание здесь временное, и включать меня в хозяйство нет никакого смысла.