Воспоминания. Странники поневоле. Книга 3 - страница 9
В Анапе мы зажили чрезвычайно весело. Старшие дети Трубецкие были нашими сверстниками, Алеша и Долли Татищевы старше нас. По возрасту нам подходила только Елена, хорошенькая тоненькая девочка со светло белокурыми косами. Дина из другого Татищевского семейства была старше нас, Алеша и Федорчик примерно такие как мы. Наша мать было дружна с княгиней Марией Сергеевной Трубецкой и с двумя Татищевыми, Дарьей Федоровной и Варварой Михайловной. Трубецкую мама называла Машенькой, Татищевых одну Дарой, другую Варой, что нам казалось очень смешным. Видались мы почти ежедневно. Вместе ходили на море. В Анапе не было благоустроенных купален как в Одессе. Обширный песчаный пляж, тянувшийся далеко вдаль, был разделен на мужской и на женский. И женщины и мужчины там купались совершенно голыми, что глубоко возмущало нашу няню. Я и не замечала бы их наготы, если бы няня своей воркотней не обращала моего на них внимания. Постоянная ошибка взрослых.
Днем мы обычно ходили на пляж с няней, мама только изредка присоединялась к нам. Но зато она часто нас водила вечером и мы тогда наблюдали с ней фосфоресценцию, когда море светилось. Это явление нас очень увлекало и восхищало.
Раз как-то старшие Татищевы пришли нас звать на прогулку пикник. Поскольку Алеше было лет шестьнадцать, нас с ними отпустили без взрослых. Снабдили провизией и мы ушли на целый день. Недалеко от города была гора, называемая «лысой» и вот мы туда и решили отправиться. Алеша как гид с мешком за плечами шагал впереди, а мы все весело болтая, семенили вокруг него. Особенно радовались мы тому, что мы одни без взрослых. Привал был очень веселым, и все было такое вкусное! Вернуться до темноты мы не успели, чем страшно разволновали наших взрослых. Особенно был обеспокоен папа. Он, как рассказывала мама, не находил себе места. Нам сильно досталось, особенно после того, как наши общие родители узнали, что мы были на Лысой горе. «Боже мой! – воскликнула Мария Сергеевна Трубецкая, – ведь там зеленые рыскают! Вы могли бы вообще не вернуться!». Кто такие «зеленые» (банды убийц и грабителей, скрывавшиеся в лесах), нам не объяснили, и мне они представились эдакими чудищами зеленого цвета, которые должны были всех нас пожрать. И очень стало мне задним числом страшно.
Вскоре приехало еще семейство Пущиных. Там тоже были дети, но я почему-то только помню девочку Соню с черными кудрями и красивыми большими глазами. Другие вероятно были маленькие. Очень красивая была ее мать, Софья Михайловна. Помню, как я не могла оторвать от нее глаз, когда она к нам приходила.
Потом приехали из Киева тетя Таня Родзянко, жена младшего брата отца, дяди Георгия, с матерью тетей Наташей. От них мы узнали, что там в Киеве дядя Георгий был расстрелян. Он был офицером Преображенского полка. Тетя Таня была вся в черном и очень печальная. Прожили они с дядей Георгием не полный год. У нас в Отраде они были незадолго до нашего бегства молодоженами. Счастливые и веселые. Много с нами возились. Помню, как дядя Георгий очень меня тогда обидел показав мне обезьянку – мое собственное отражение в зеркале. Я поверила, что он настоящую обезьянку покажет. Разочарование и обида были двойными: во-первых, что меня обманули и, во-вторых, что обезьяной оказалась я сама.
А раз, когда мы уже спали, нас разбудил пронзительный звонок в дверь, а потом раздались радостные крики; «Юрий! Лев! Откуда вы? Каким образом?!»