– Но мы клянемся… – перебила его я.
– Елена, довольно! – Джекс поднял руку. – Это какое-то недоразумение, – обратился он к Элайдже. – Извините.
– Она ворвалась ко мне в кабинет, утроила скандал и обвиняла меня бог знает в чем. Это не…
– Не выпендривайся, Элайджа, – послышался сзади меня голос Киллиана.
Я думала, что он остался в кабинете.
– Они дети. Поигрались и прекратили, – продолжил он. – Вспомни себя в их возрасте.
Я уже хотела возразить, что мы не играли, однако понимала, что слова Киллиана помогут нам избежать наказания. Какого? Я даже боюсь представить.
Элайджа выдохнул:
– Это был последний раз, когда вам что-то сходит с рук. А сейчас по домам. Это был тяжелый день.
Кайл лишь робко кивнул. Мы попрощались, и он ушел.
В лесу остались только я Джекс. Чую, что мне сейчас попадет. Три. Два. Один…
– Ну и что это было? – он скучающе наклонил голову.
Ну, он, по крайней мере, не рычит на меня с пеной у рта.
– Если ты мне не веришь, то мне больше нечего сказать. – Я пошла прочь.
– Зу-зу, подожди. – Он пошел за мной.
– Зачем, по-твоему, мне лгать? – повернулась я к нему. – Я что, похожа на чокнутую?
– Откуда мне знать? Вдруг вам двоим стало скучно, и вы придумали эту историю с хижиной.
Я не поверила своим ушам.
– Ты такого мнения обо мне? – уставилась я на него.
– Прости, – выдохнул он. – Я действительно понятия не имею, что происходит в твоей голове, так что не знаю, чему верить. – Он положил руки мне на плечи.
Я сдернула их.
– Ну и верь своему Элайдже! Смотри, как бы он не посадил тебя потом на цепь и не заставил выгравировать «Расскажи мне историю, пока я не уснул»! – выпалила я ему в лицо.
Парень замер.
– Постой, что? – Мимика Джекса сразу же переменилась. – Повтори последнее.
– Про цепь? – сконфузилась я.
– Нет. Про историю.
– Расскажи мне историю, пока я не уснул.
– Откуда это? – Джекс поднял бровь.
– Кайл сказал, что это строчка из колыбельной. Да и при чем это здесь? – возмутилась я.
– Почему ты сказала именно это сейчас? – с опаской спросил он.
– Рядом со злосчастными мисками был камень, на котором были выгравированы эти слова. А что? – не понимала я.
– Что еще там было? – Его глаза загорелись интересом.
– То есть теперь тебе интересно слушать про нашу с Кайлом байку? – язвительно спросила я.
– Не беси меня. – Он пригрозил мне указательным пальцем.
Ах, откусить бы ему его сейчас. И почему он такой красивый, когда выходит из себя? Так, Елена, соберись!
– Да ничего такого. Цепь, миски, камень, плакаты.
– Уверена? – Джекс подходил все ближе и ближе.
– Ну, там еще было число.
– Восемьдесят три? Или тридцать восемь? – с надеждой в голосе спросил Джекс.
Он что, тоже что-то знает?
– Откуда ты знаешь, что там было тридцать восемь? – удивилась я.
Джексон медленно сел на землю, смотря перед собой. С ним что-то не так.
– Джекс? – позвала его. – Ты в норме? – Я села перед ним.
Он слабо кивнул.
– Мою маму зовут Марта. Март – третий месяц в году. Папу зовут Август. Август – восьмой месяц в году. Все открытки они подписывали этими двумя числами, в зависимости от того, кто именно подписывал их. Если открытку подписывала мама, то
она писала тридцать восемь, а если ее подписывал отец, то наоборот. А эту колыбельную она всегда пела мне перед сном.
По моей коже пошли мурашки. Что-то мне подсказывало, что конец его мыслей мне не понравится.
– Елена, – Джексон посмотрел мне в глаза, – там была моя мама.
