– Граждане объединенного человечества, к вам обращается адмирал Трехо, командующий флотом Лаконии. Мы открываем свои врата. Через сто двадцать часов мы выйдем в медленную зону для доставки на станцию Медина персонала и средств, обеспечивающих участие Лаконии в предстоящем великом прогрессе человечества. Мы надеемся на дружескую встречу. Повторяю сообщение…
– Ну, – начала Сантос-Бака и осеклась. – Вот уж чего не предвидела.
– Ладно. – Драммер заглянула в ее круглые глаза. – Собирай всех, Эмили.
Космический город «Дом народа» до сих пор оставался на орбите Марса, поблизости от Земли и Солнца, в чертовой дали от спутников Юпитера и Сатурна. Десять часов ушло на то, чтобы услышать отклики всех экспертов Союза, и еще пять для полного их обзора и выпуска единого заявления. Любой вопрос, разъяснение, любые новые нюансы и протесты отняли бы примерно столько же времени. Бо́льшую часть оставшихся до возвращения Лаконии ста двадцати часов Драммер отвела на ожидание ответов. Сообщения летали между планетами и лунами, космическими городами и станциями со скоростью света в вакууме, и ее чертовски не хватало.
Голос на записи определили как принадлежащий Антону Трехо, лейтенанту марсианского флота, ушедшему на Лаконию с отколовшимися кораблями после бомбардировки Земли. Да, голос могли подделать, но техническая служба склонна была считать его подлинным. Со станции Медина сообщали о всплесках света и излучения во вратах Лаконии – признаки соответствовали приближающимся с тормозным ускорением кораблям. Сколько их и какого типа, пока оставалось только догадываться.
Марс при внезапной и безнадежной попытке Свободного флота захватить власть лишился почти трети своих кораблей. Одни достались Свободному флоту в системе Сол, другие ушли на Лаконию. За минувшие с тех пор десятилетия Земля и Марс понемногу восстанавливали свои космические силы. Технологические прорывы, основанные на изучении чужих артефактов, – кружевные пластины, магнитные ловушки с обратной связью, компенсирующие инерцию орудия точечной обороны – стали за это время обыденностью. Даже если корабли за вратами Лаконии сумели в деталях выяснить процесс производства, им еще понадобилось бы построить верфи и создать производственную базу. Тридцать лет без обновления – долгий срок.
Самым вероятным представлялся сценарий, по которому в банановой республике Дуарте что-то не заладилось, и пришлось восстанавливать связи, чтобы вытребовать, выклянчить или выторговать необходимое ему – или тому, кто теперь там у власти, – для выживания.
Драммер несколько зацепила особая отметка в рапортах разведки – спекуляции на тему судьбы активного образца протомолекулы, похищенного с Тихо во время войны. Она помнила тот день. Пришлось драться в собственных коридорах за собственную станцию. Она как сейчас ощущала ту холодную ярость – обнаружить предательство в своих же рядах! И как держался тогда лидер – Фред Джонсон.
Ей и теперь недоставало Фреда. Сидя в кресле перед терпеливо дожидавшимися ее внимания рапортами разведки на мониторе, Драммер гадала, как бы разобрался со всем этим он. Не только с Дуарте и Лаконией – со всем этим.
Ее монитор звякнул и высветил оранжевый флажок умеренной срочности. Новый доклад с Медины с уточненной аналитикой подписей двигателей по ту сторону врат. Шумно выдохнув, Драммер открыла сообщение. Данных, конечно, все еще не хватало, но, очевидно, зафиксированные двигатели либо не числились в регистре, либо изменились настолько, что больше не соответствовали базе данных. Она пробежала пальцем по сопроводительному тексту – чтобы утомленный взгляд не терял строки. Во флоте Дуарте имелся по меньшей мере один корабль класса «Доннаджер». Судя по размеру дюзового выброса, возможно, вот этот. Постаревший, да. Износившийся. Но все еще грозная сила.
