Он ничего не сказал. Пришлось повиноваться, тем более стирать сейчас ему совсем не хотелось, впрочем, как и всегда.
– Так-то лучше, – обрадовалась соседка, словно ее одарили дорогим презентом.
– Спасибо, Сима.
Дверь закрылась. Он лег на кровать, упираясь пустым взглядом в потолок. Жизнь теряла смысл с каждым новым часом.
Примерно в половине десятого утра Керими вышел из превращенного в мусорную свалку подъезда и направился неторопливым шагом в свое учебное заведение, где предстояло прочесть несколько лекций «очникам» и студентам вечернего отделения. Солнце не забыло о своем существовании, и это радовало Рустама: можно было обойтись одним костюмом и тщательно выстиранной рубашкой. Сносный галстук, стойкие ботинки, коричневый портфель, нашпигованный рисунками и фотографиями всякой всячины от средних веков до наших дней. Что еще нужно для легкого вкуса почти неуловимой радости? Он шел минут пятнадцать и ни о чем не думал, потому что раздумья не вносили в его жизнь ярких красок. И не услышал, как рядом, совсем у тротуара, остановилась машина, и из нее вышел рослый мужчина в штатском. Суховатое лицо, проницательный взгляд. Такие неспроста встают у тебя перед носом. Керими заметил незнакомца, который быстрым шагом пересек тротуар и оказался лицом к лицу с лектором-искусствоведом. Рустаму стало немного не по себе. В памяти всплыли тревожные кадры из прошлого, когда в их отцовскую квартиру ворвались похожие люди. Они, правда, носили военную форму, но в том, что и этот незнакомец именно «в штатском», а не «гражданское лицо», Керими не сомневался. И только сейчас осознал: ведь эта машина следила за ним всю дорогу. Не то чтобы он ее не видел – просто не обращал внимания, а вот теперь, когда крепкий незнакомец оказался перед ним, вспомнил все.
– Вы Рустам Керими? – сразу же спросил незнакомец.
– Да. Чем обязан? – на лице Керими против воли отразилась тревога: голос предательски дрогнул.
Человек в штатском подошел ближе.
– Моя фамилия Привольнов, – перед глазами Рустама быстро мелькнуло удостоверение. – Яков Сергеевич Привольнов. Я из НКВД*. Нам нужно с вами переговорить по чрезвычайно важному делу.
– Я в чем-то провинился? – Рустам ощущал, как взмокла от пота рубашка. Он этого не любил. Придется терпеть. Он привык терпеть. Все-таки это мелочь.
– Пока нет, – сухо ответил Привольнов. – Но побеседовать все же придется. Будет лучше, если мы отойдем чуть в сторону и не будем привлекать лишнего внимания.
Они стояли в середине тротуара, недалеко от булочной. Мимо проходили люди. Большого внимания на Привольнова и Керими они не обращали, но тем не менее офицер госбезопасности решил пройтись до тенистого скверика со скамейками и отключенным фонтаном. Мимо прокатила небольшая, квадратная будка на подшипниках. Ее катил низкорослый, смуглый мужчина, покрикивая с хрипотцой по сторонам: «Исти пиражки, исти пиражки»**. Будка на подшипниках работала круглый год. Летом он продавал в ней мороженое, напичкав внутрь сухого льда. Керими часто его видел, но так ни разу ничего у него не купил. Сейчас ему вообще было не до пирожков и мороженого. Он никак не мог понять, о каких чрезвычайно важных делах с ним могут говорить сотрудники госбезопасности. О вышивках? Керамике? Коврах? Если бы его сразу же посадили в машину и увезли в неизвестном направлении, это было бы понятно. Такое, увы, случалось со многими. Но «поговорить»?
