Сергей Иванович рассказал, что, услышав выстрел, непохожий на выстрел из ружья, он, на всякий случай, пошёл посмотреть, что там происходит? Минут через пятнадцать он наткнулся на брошенную машину с ключом в замке стартера и вскоре заметил и меня, лежавшего на спине. На моё счастье, он не растерялся, быстро уложил меня на заднее сиденье, не разбираясь, жив я или нет, и помчался в больницу.
Попрощавшись с полюбившимися мне людьми, я вернулся домой на «Запорожце», радуясь, что мотор его действительно был отрегулирован идеально. Наскоро перекусив, я поехал дежурить у дома старшего лейтенанта Ершова. Дело близилось к семи часам вечера.
Едва я занял позицию во дворе, появился знакомый «пассат». Мне повезло: я засёк не только подъезд, в котором живёт хозяин «пассата», но и этаж, и даже квартиру. Сквозь окно на лестничной площадке можно было видеть, как открылся лифт на пятом этаже. А через минуту усы моего объекта заинтересованности мелькнули в кухонном окне слева.
Вернувшись домой, я ещё в лифте услышал звонки телефона. Кто-то был весьма настойчив. Я успел снять трубку.
– Ну, наконец-то, Альберт Васильевич, дорогой ты мой…
Это был мой бывший шеф и теперь уже бывший подчинённый под крепкой мухой.
– Александр Яковлевич, что случилось?
– Альберт Васильевич, я – свинья!
– Ну что ж вы так излишне самокритичны…
– Нет, нет. Не возражайте. Я – свинья, и хочу искупить…
– Александр Яковлевич, вы сейчас немного не в форме. Давайте встретимся с утра и поговорим.
– Вот это я и хочу услышать. Можно, я приеду к вам завтра в девять?
– Давайте, буду рад.
– Abgemacht, gute Nacht2.
– Zu Befehl, Herr Oberst!3
Мой шеф владел немецким. Десять лет прослужил он в «империалистической ФРГ». Время от времени, особенно по пьяному делу, он переходил на немецкий, но почему-то из неизменных трёх-пяти фраз никогда не выходил.
* * *
Наутро, секунда в секунду, Александр Яковлевич появился на пороге. Он, надо сказать, любит быть точным и страшно рад слышать комплименты, что по нему можно проверять часы или что он точен, как подлинный пруссак. Вот и сейчас он наверняка стоял перед дверями минут пять, чтобы нажать на звонок ровно в девять. Поначалу он заметно опешил, увидев перед собой рыжего типа.
– Простите, а Альберт Васильевич…
– Я и есть Альберт Васильевич, проходите скорей, здравствуйте.
– Вот это маскировочка! Одобряю! – заметил он в явном восхищении. – А где ваш зелёный «мерседес»? Тоже перекрасили?
– Даже переделал. Теперь он называется «горбыль».
– Да… – задумчиво произнёс он. – Я вот подумал, что вам надо бы и квартиру сменить. Оставаться здесь рискованно.
– Верно, Александр Яковлевич, этим я и собираюсь заняться.
– А не надо вам заниматься. Поживите на моей даче.
Это было очень ценное предложение. Дача Александра Яковлевича была сразу за кольцевой дорогой по Логойскому тракту. Максимум двадцать минут до центра.
С наслаждением потягивая крепкий зелёный чай, Александр Яковлевич сообщил мне о произошедших в моё отсутствие событиях. После нашего не очень тёплого расставания он попросил своего старого приятеля, пенсионера из контрразведки, когда-то в андроповские времена попавшего на оперативное обслуживание уголовного розыска, прозондировать ход расследования убийства Лидочки и покушения на моё убийство. Тот пошушукался со своей бывшей агентурой, и от результатов такого наведения справок Александр Яковлевич сильно расстроился. Оказалось, что заявление Александра Яковлевича никто не собирается принимать во внимание. Его вроде как и не было. Дело будет, скорее всего, не раскрыто. Единственный шанс на полноценное раскрытие имеет версия, что Лидочку убил я из ревности, а сам в приступе раскаяния сделал попытку застрелиться. Эта смелая версия уже обсуждается, как некая гипотеза, но по-настоящему за её отработку не брались. Ну, а если возьмутся, то можно не сомневаться, что найдутся свидетели, видевшие, как я убил Лидочку, и как я самоубивался, и обязательно найдётся под кустиком пистолет с моими отпечатками, не замеченный впопыхах Сергеем Ивановичем.
