И Грохов, как и хотел, остался один не только на своем койко-месте, а в целой комнате общежития Невинногорского железобетонного завода №2, на котором уже почти полтора года работал формовщиком-бетонщиком. Все ребята из комнаты выполняли ту же работу, в совершенстве овладевая большой лопатой и большим ломом, – один Васильевич был электриком высшего разряда, то есть витал в более высоких сферах, в основном лазал по мостовым кранам. Сергей давно собирался спокойно полежать, подумать, подвести итоги жизни и – не получилось, уснул.
Правда, перед сном таки думал. Не над всей жизнью, а над ее частью – большой частью, которую составляла теперь Оксана. Размышлял, правильно ли сделал, что не пошел вместе с Жорой в женское общежитие, к ней. Не пошел потому, что снова, как уже бывало много раз, решил, что он не в том состоянии. Тяжело общаться с ней неопохмеленным – о чем говорить и, главное, как? Ведь язык – будто оторванный и плохо пришитый. Однако идти, опохмелившись, – тоже не хотелось. К любой другой – пожалуйста, не было бы сомнений, а к ней… Она уже достаточно и видела, и слышала его нетрезвым. Нет, не упрекала ни словами, ни даже взглядом, а вот именно ее взгляд, всегда в высшей степени трезвый и ясный, как раз и был для него упреком. Засыпая днем и чувствуя, как приятно теплеют и расслабляются внутренности в животе после двух стаканов «Портвейна», а от живота и все члены, думал, уже не в первый раз, что скоро возьмется за себя, перестанет пить, изменит свою жизнь и тогда…
– Ну, так что ты там рассказывал о какой-то Нине? Ты еще говорил, я не забыл, я таких вещей не забываю, что там много хороших девушек. Где это там? Давай, признавайся, – произнес Сергей облегченно, после опустошенного стакана, разминая сигарету.
Гриша – белобрысый, розоволицый, крупноносый парень, мягкий характером, не умеющий ни на кого злиться, – тоже взял сигарету, задумался, уставился розовеющими глазами в одну точку на продырявленном (не так давно в комнате была драка) фанерном шкафу.
– Вот… Вот… – заговорил наконец, подняв руку и красноречиво демонстрируя сигарету между двумя пальцами. – Это дьявол шепчет: выпей! А потом, когда ты выпил, шепчет: а теперь возьми сигарету, закури…
– Да, – подтвердил Сергей. – И дьявол сидит в нас. Вот здесь, – показал себе на грудь. – Вот и сейчас просит. Знаешь, о чем? Просит: сначала выпей еще, а потом закури. Так что давай, наливай, потом закурим, а то мало, не кондиция…
Гриша медленно, с готовностью разлил оставшееся в бутылке вино, получилось по полстакана. Теперь уже Сергей демонстративно показал на стаканы пальцем и сказал.
– Не может быть, чтобы дьявол тебе не нашептал, чтобы ты взял две бутылки, а не одну. Если он этого тебе не подсказал, я его больше уважать не буду. В бога не верю, перестану верить и в дьявола.
– А я верю, – серьезно заявил Гриша, нагибаясь, из-под кровати доставая полную бутылку. – Нет, не в этого дьявола, – кивнул на бутылку. – Я в бога верю.
– А я думаю, что нет его, никакого бога нет, – резюмировал Сергей. – Иначе… Иначе я бы здесь сейчас не сидел, не пил бы эту гадость…
– А может, наоборот?
– Что наоборот? На что ты намекаешь?
– Может, Серый, это и есть путь к богу? Очень тернистый. Нет, конечно, не каждый идет этим путем. Просто я на тебя смотрю…
– И что видишь?
– Ты веселишься – все веселятся, ты грустишь – все грустят. Ты скажешь, чтобы кто-то куда-то не шел… Я же видел, когда сегодня Жорик спрашивал тебя, идти ему или нет… И не пошел бы к женщине, если бы ты сказал…
