Вой - страница 5

Он увидел себя семнадцатилетним, с букетом цветов возле летней танцплощадки. Среди его друзей было не принято дарить девушке цветы, этот знак внимания был взят на вооружение, наверное, из фильмов. И вот стоял, переживая долгие минуты ожидания, терпеливо снося откровенные ухмылки знакомых ровесников и ровесниц, загадочно шушукающихся явно по поводу зажатых в его напряженной руке цветов. И был невыразимо благодарен Наташе за то, что она так просто, сказав обыкновенное «спасибо», взяла цветы и в один момент сбросила с него невыносимые оковы сомнений и груз насмешливых взглядов. Нельзя сказать, что она прижала букет к сердцу, однако, несмотря на смущение, он видел, как упругие лепестки кувшинок, добытых собственноручно, и гладиолусов коснулись ее белой (в сравнении с телами загоревших дыбовчанок) шеи и груди между отворотами полурасстегнутой сиреневой блузки…

За спиной осталось около километра пути. Последний поворот… Спуск по узкой, полуразрушенной бетонной лестнице, заросшей бурьянами и будто обшитой внутри густой вязью дикого винограда, с нависающей чуть выше сиренью и еще выше – кленами… Вынырнув из темно-зеленого тоннеля на свет лицом к югу, Сергей остановился: перед ним горела река, переливаясь сотнями чешуисто сверкающих маленьких волн, брызгая в глаза, обдавая с ног до головы серебристо сияющей рябью. И требовала: купаться! Немедленно в воду!

Здесь, перед плотиной, река была широкой. Когда-то она очищалась – не столько людьми, сколько самой природой: тяжелые ледоходы по весне соскребали с берегов естественную грязь и всякий мусор людской. А чтобы не снесло плотину, лед взрывали, дробили: фонтаны ожившей воды и ледяных осколков вздымались выше пирамидальных прибрежных тополей. Сергей помнил, как куски льда залетали к ним на огород, шлепались на оттаявшую, слегка лоснящуюся землю, как мама запрещала идти к реке, пыталась удержать его в доме. Но как удержишь, если этих салютов весны мальчишки всю зиму ждали. После каждого залпа (работники ГЭС закладывали взрывчатку несколько раз) и мал и стар со всех окрестных улиц наперебой, с хватками мчались к реке, бегали по берегу в поисках оглушенной рыбы. Счастливее всех были те, кто с лодками: петляя в прогалинах между свежевскрывшихся льдин, они выхватывали плавающих вверх брюхом огромных сомов и щук…

Таких льдов, таких зим и, стало быть, таких весен давно не было. Соответственно – и летом уже не та река. Осмотрев берега, заросшие нитчаткой, Грохов решил, что купаться пойдет за плотину, на проточную воду.

Открыв дверь дома, единственное, что сделал, – веником смахнул паутину с дверных проемов. Даже не распаковав сумку, быстро разделся и в одних плавках и вьетнамках направился смывать дорожную пыль.

Солнце горело над далеким изгибом текущей с запада реки. Висело еще высоко, ждало его. А на востоке, за плотиной, была совсем другая река, разлившаяся на три рукава, – с каменными, травянистыми, песчаными, «дикими» пляжами. Она то пряталась в каменные коридоры с гладкими небольшими порогами, то, раздаваясь вширь, огибала маленькие островки, поросшие камышом, и раздваивалась перед островами побольше, одетыми в сирень. Крайним левым рукавом река заворачивала на юг и текла вдоль парка, отрезая городскую суету от тысячелетней зеленой тишины. Второе течение образовало остров, на котором возвышался замок, построенный в стиле барокко еще в 18-м веке, – некогда ухоженный, вовремя подкрашиваемый в цвет неба, а ныне – с грязно-серыми залысинами, с облупившейся штукатуркой краеведческий музей. Третье русло, созданное рукотворно, но не менее живописное – зарождалось под плотиной ГЭС, неслось по каналу, вертело турбины и, успокаиваясь, умиротворенно вливалось в парк.