Хорошо, что мода длилась недолго. И за это следует благодарить нас, волков. Аристократы тогда проявили себя во всей красе и вернули утраченную популярность дезодорантам и парфюмам. Теперь люди благоухают розами и фиалками, за запахом которых совершенно не чувствуется тело. Ну и мы стараемся не отставать. И как, скажите, в такой ситуации узнать «любимого», если он пахнет табаком с нотками хвои? Да я иногда путаюсь: это передо мной оборотень или обычный человек с необычными модификациями? Он же может пахнуть как свежая выпечка, а выглядеть как помесь обезьяны с гиеной! Что это за мода такая – лисьи уши, накладные когти, змеиные языки? Или вот этот последний писк: кошачьи усы! Люди, вы издеваетесь?!
Я прервала размышления, когда подвела машину к центральному входу в семейный особняк. Окинула мрачным взглядом двенадцать мраморных ступеней, массивную дубовую дверь и ближайшее окно в два человеческих роста. Дом детства. Мамина отрада. Погребальный костер для папиных капиталов. Три этажа, двенадцать спален, семь ванных комнат, две оранжереи и полк слуг. Аристократка, что с нее возьмешь. Во всем любит размах.
Невесело улыбнулась своему отражению. Желание нажать на газ и смыться, пока не засекли, стало почти непреодолимым. Но вместо этого я достала из бардачка помаду.
– Пускай думает, что я хотя бы старалась, – заявила, разрисовывая губы.
А затем быстро, не давая себе шанса передумать, взбежала по ступеням.
Дверь открыл Ганс – старый приятель отца. Отчаянный вояка, он несколько раз попадал в плен, был серьезно ранен, в результате чего охромел, стал шепелявить и ослеп на один глаз. Вторым же злобно сканировал окружающий мир, пытаясь опознать врагов. Короче, худшего кандидата на роль дворецкого найти сложно. Но отцу, который к Гансу питал почти братские чувства, на это было плевать, а мать-аристократка ни за что не позволила бы себе пойти на открытый конфликт с мужем. Потому Ганс уже столько лет служил в особняке, что я с трудом представляла свое возвращение домой без его картавого и по-военному краткого:
– Идите в оранжерею, мэтр. Вас ждут.
– Отец там? – спросила с надеждой. Мне ответили очень красноречивым взглядом. – Понятно…
Надежда не оправдалась. Папенька смылся, откупившись мной. Что ж, я была к этому готова.
– Добрый день! – с приклеенной улыбкой постучала в дверь оранжереи. – Мама?
– Джейн! – Из глубокого плетеного кресла поднялась Эленор Стрэтон, моя драгоценная родительница. Высокая, худощавая – те, кто знаком с Эленор, не могут поверить, что она родила шестерых детей. Мама не потеряла своей привлекательности и выглядела значительно моложе своих лет. Хотя, возможно, дело было в тех нечеловеческих усилиях, которые она тратила на поддержание внешнего лоска.
«Представляю, какое количество шпилек у нее в волосах, – подумала я, глядя на конструкцию из темно-каштановых прядей, возвышавшуюся на маминой голове. – И закрепителя столько, что к камину ей лучше не подходить».
Мама в свою очередь пробежала по мне глазами, с недовольством (а как же иначе?!) качнула головой и обернулась к подруге:
– Брагислава, познакомьтесь. Моя дочь, Джейн Доусон.
Я мысленно покачала головой: Эленор, Фенрир, Брагислава – за что аристократы так ненавидят своих детей?
А мамина подруга одарила меня еще одним чопорно-презрительным взглядом и уточнила:
– Дочь? Та самая, которая не замужем?
– Та самая, которая единственная, – мрачно ответила я и по маминому лицу поняла, что разговор у нас не задастся.
