Я спрашивал не только о новостях, но и поинтересовался учебой Юли. Что делает, да как выглядит? Попросил сфотографировать издалека. Тетя при подобных вопросах сделала вид, что ей не интересно и ушла в комнату. Хотя я-то знал, что для нее слышно всё так, словно мы сидим рядом на кровати.
Спросил и ждал с внутренним замиранием – вот сейчас Евгений нанесет удар, и расскажет о Юлином парне, или что девушка выходит замуж. Сердце расправилось из маленького комочка и начало биться активнее, когда узнал, что Юля все ещё одна, не отвечает на заигрывания старших студентов, ходит в основном грустная.
Иногда появляется с синяками, что выглядывают из-под слоя косметики, или не показывается на парах по несколько дней. Каждый день, после занятий, её забирает милицейская машина. Когда я услышал про машину, то сами собой сжались кулаки, желваки на щеках пустились в пляс. Евгений сочувственно покачал головой – подумал, что я много натерпелся от милиции.
Я думал, как с Евгением передать весточку Юле, даже попытался написать письмо, но тетя Маша жестко пресекла подобную попытку, объяснив, что о моем существовании и так знает много людей. А если буду упорствовать, то и вовсе перестанет приводить Евгения. Что ж, я согласился с тетей, она же опытнее и сильнее, но не отказался от мысли передать весточку.
Из техникума меня заочно исключили, дирекция не хотела связываться с уголовником. Хотя Евгений и пытался доказать мою невиновность, но что слово студента весит против слов милиции? В итоге другу посоветовали прекратить нарываться, иначе последует за мной. Я тоже прошу друга не выступать. Пока ещё жив тот напавший отморозок, хоть он и в коме, теплится надежда на мое оправдание.
Душевно распрощались с Евгением, тот подбодрил меня, мол, все будет хорошо. Я пообещал держать хвост пистолетом, на что Евгений поклялся приехать ещё раз, после Нового года, с новостями и подарками. Дед Мороз шуйского разлива!
Наступило тридцать первое декабря. Отзвучали редкие салюты. Под пожелания президента мы проводили ядреным квасом прошедший год.
Тетя перестала кидать банки и табуреты, в дело идут ножи и вилки, в основном метит по ногам. Так же бесшумно открывается дверь, и затхлый воздух рассекает летящий предмет. После будящих вспышек боли, я научился уклоняться или отбивать острые лезвия и заточенные зубцы.
В начале февраля у меня получилось противостоять в спарринге тете.
Когда исчезла из поля зрения, то я успел предугадать, где она появится в следующий миг.
– Наконец-то! – выдыхаю я, коснувшись рулончика бигуди.
– Саша, что-то я зазевалась. Ой, ладно! Не ухмыляйся! Молодец, что коснулся! Пора перестать гоняться за черепахой и попробовать опередить зайца! – улыбается тетя, поднимая с пола упавший рулончик.
Тетя показывает, как вызывать замедление, как протягивать дыхание, как ускорять сердцебиение. И мы сражаемся почти на равных, но я всё равно оказываюсь на полу. Тетя улыбается, но по вздымающейся груди видно, что валять меня не так уж просто, как в первый раз – слегка запыхалась, раскраснелась как после бани.
Она кивает на выход, молнией пролетает по коридору, и выскакивает наверх, перемахивая через три, а то и четыре ступеньки. Я следую за ней, попробую также взлетать, но на второй попытке прикладываюсь лбом о деревянный выступ и выхожу обычным шагом.
Тетя Маша одевается для выхода на улицу, в окно заинтересованно заглядывает полная луна. Глаза настолько привыкли к темноте моей комнаты, что в лунном свете окружающее пространство выглядит так же, как и при ярком солнечном свете.
