Война, которой не будет? - страница 19

– 2 –

Не так уж много часов надо современным машинам для преодоления расстояний по дорогам маленькой Пишпекии. Даже высокогорные перевалы небольшая помеха для хорошей военной техники, разработанной когда-то в Имперском Союзе, а теперь находящейся в надежных руках ханьских воинов. Воителей спешащих выполнять союзнический долг в полудикой стране вновь приобретенного братского народа. И если кто-то из представителей этого союзника может помешать исторической миссии, то есть приказ таковых безжалостно истреблять на месте. И необязательно по каждому таковому поводу проводить переговоры с местной властью, даже ставить ее в известность толи не всегда обязательно, толи всегда не обязательно.

Майору Васькину снилось, летит он на могучем боевом коне. Тулово защищает прочная, сверкающая словно осеннее солнце кираса, а в руке тяжелая боевая пика. Несется он под знаменем непобедимого короля, вместе с лавой таких же испытанных в боях товарищей. Без страха и жалости мчит на жидкую цепочку солдат в зеленых мундирах зажатую меж невысоких редутов. И вот, когда почти можно рассмотреть расширившиеся от ужаса зрачки того, молодого рекрута, которого он должен пронзить, воздух взрывается шквалом картечи. Противник исчезает за клубами дыма, а под копыта его скакуна опрокидываются окровавленные люди и лошади, падают растерзанные друзья. Конь хрипит, рвет трензелями рот, бросая с мягких губ красную от крови пену, но повинуется опытной руке держащей удила, почти не касаясь земли, летит вперед. И вот кирасир прорвался сквозь пороховую гарь, но сейчас не чует он подмоги соратников. Ужель остался совсем один? Только трепету некогда задерживаться в пылающем сердце. Впереди на бруствер проворно карабкается тот самый зеленый мальчишка. И кидает славный воин вперед привыкшую убивать руку, и невесть откуда взявшийся в ней старинный меч фальшион, сверкнув диким огнем, со страшным хрустом рвет мышцы и позвоночник не успевшего улизнуть человечка. Удар настолько силён, что отлетает в сторону голова, прихватившая за собой изрядную часть тулова. Только вот живое лицо, оперившееся пушком вместо настоящих усов, голубыми до прозрачности, полными вселенского укора, глазами впивается в Вовчика. Мертвые губы шепчут громче любого крика о том, как не целовала их еще ни одна женщина, если конечно не считать мамки…. И тогда огромная печаль пронизывает сердце майора. Останавливает он бег коня, хочет как-то оправдаться, пусть и бесполезны любые обеления. Мол, не я такой – жизнь заставила. Но самобичеванием даже во сне негоже долго заниматься и вражеская пуля плющится о его доспехи, мнет их словно бумагу. Удар опрокидывает навзничь, земля испуганно ныряет в преисподнюю и в заволакивающемся багровой тьмой сознании громко хохочет чей-то противный до зубной ломоты голос:

– 

Никогда не жалей!!!

Проснулся Васькин весь в липком холодном поту. Все нутро трепетало толи от так явно полученного удара, толь от какого-то неясного, но щемящего душу предчувствия.

«Сердечко что ли стало пошаливать? Вот не хватало мне еще и этого в мои довольно молодые годы. Возможно араки поменьше употреблять надо, но где тут водки, настоящей добудешь. Верно, что некачественное пойло пробивает как-то некачественно. Печень за сутки обязана перерабатывать алкоголь, а зачем еще потребна? Но тут видимо полно еще каких-то токсинов или перезагрузка происходит чаще означенного». Он хотел крикнуть местную жену, которую использовал лишь только в качестве прислуги, по причине слишком юного возраста. Но, ухватив взглядом предусмотрительно оставленный в изголовье, слегка запотевший кувшин с колодезной водой, передумал. Торопливыми глотками утолил уже ставшую привычной похмельную сухость глотки и, быстро одевшись, вышел на еще темную улицу. Здесь ему немного прояснилась причина смутного беспокойства. Со стороны пишпекских позиций раздавался приглушенный гул, по всей вероятности, многочисленной техники.