Едва оправившись от гула в ушах, командир бросился помочь механику отыскать неисправность, но в такой тесноте и темноте только всем мешался. Чуть не плача, младший командир вглядывался в башенный перископ. Бессильная ярость сводила челюсти до зубного скрежета. Находиться почти в центре боя и быть заживо запечатанными в этом гробу, не в силах помочь гибнущим товарищам, что может быть горше для воина? Он видел, как современный танк, на котором он так мечтал воевать, стоит в отдалении, накренившись на обочине, и повреждена у него наверняка одна гусеница. И эти предатели ничего не предпринимают для ее ремонта. Да будь он сейчас в этой машине, он бы из пушки и пулеметов громил бы ненавистных противников. – Ну, ничего, после боя, когда мы победим, я найду, кому сказать о недостойном поведении этих трусов, – шептал танкист в кровь искусанными губами.
Экипажем в современном танке командовал настоящий, большой генерал. Поднаторевший в интригах генерального штаба он сразу понял, такое не совсем комфортное, но вполне безопасное путешествие принесет ему лавры первого вошедшего в бывшую досовскую столицу. Лимузин на место простого командира танка он променял по двум причинам. Во-первых, он показывал, что ему, офицеру, помнящему еще наставления Великого Кормчего, не ниже его достоинства общаться с простыми солдатами. Как и положено выходцу из танкистов, самому покомандовать танком в самом начале «Великого Похода». А во-вторых, хоть и не предугадывал он возникновения такой битвы, но за броней оно завсегда безопасней. В скоротечных боях, прошедших на границе, генерал держался подальше от выстрелов. Но тут, когда без единого выстрела со стороны противника разгромлен укрепленный район, прикрывающий город. Когда воздушная разведка доложила о том, что дорога на всем протяжении практически свободна, генерал решил: – его час славы настал. Сейчас отрешенно рассматривая с такого близкого расстояния уничтожение авангарда, руководство которым он так легкомысленно взял на себя, генерал не думал о смертельной опасности. Он дал указание на включение термодымовой завесы и неспешно связался с вертолетом сопровождения, и тот уверил в приближении подмоги. Да и без этого сообщения он не сомневался, его, такого большого бонзу, поторопятся спасти. Генерал прокручивал в мыслях вероятность интриги против него. Возможность того, как все события представить в выгодном для себя свете. В принципе, он уже знал, что доложить лично Председателю Госсовета, об этом, пожалуй, самом кровопролитном с начала компании бое. Кого выставить ответственным за потери. Как скромно указать на свое мужество и самоотверженность, в конечном итоге приведшие к победе. Сейчас генерал почти видел, как малочисленные враги, практически уже покойники, (сам лично прослежу, что бы расстреляли всех, кто успеет сдаться в плен), радовались столь глупой победе.
А курсанты и офицеры в экстазе бестолково сновали по дороге и возбужденно обнимались. Одни оттаскивали от горящей еще техники раненых врагов, другие разглядывали немногочисленных пленных, а считавшие себя самыми умными собирали оружие и боеприпасы. Генерал обнимался с курсантом, обладателем сотового телефона, и всем уверенно повторял. – Вот как быстро мы их разделали, да мне бы несколько танков, я бы с такими батырами этих хунхузов быстро до самой границы отогнал.
