На детской площадке двое смуглых низкорослых мужичков в мохнатых нарядах кочевников начали насиловать женщину, грубо шлепая ее по лицу и громко хохоча. И никто не бежал ей на помощь, хотя на улице еще находился народ. Странный какой-то народ! Одни, в которых угадывались горожане Энска, носились, падали, прятались и исчезали в подъездах и арке. Другие, незнакомые и видом своим вызывавшие удивление и где-то омерзение, гонялись за жителями домов, хватали их, откровенно грабили и лупили, других рубили саблями и протыкали короткими копьями. Крик обезумевших людей, довольные вопли чужаков, вой автомобильной сирены, выстрелы в подворотне, звуки разбитых стекол – все слилось в страшную какофонию. И все это не было похоже на плохое кино.
– Пап, че это там? – Наташка дернула отца за локоть и тихонько заскулила. – У меня что, галюники в зенках?
– Атас… Полный атас-с… Доча… Натаха… Я ниче не понимаю… – Отец с трудом мог говорить, еле владея языком. Бледность на его ошарашенном лице не сулила ничего хорошего и еще больше напугала девушку.
– Там же Женька гуляет! – пролепетала она, повышая голос. – Папка, там же Жендос наш! Он же там, на улице-е.
Оба кинулись в прихожую, начали суетливо одеваться, но вдруг отец замер и схватил дочь за руку.
– Стой! Нельзя туда. Тебе нельзя. Звони в полицию. В «Скорую». Мамке звони на работу. Тут полная жо… Я за Женькой сам сбегаю. Сиди тут и не смей выходить. Слышишь меня?
– Я помогу тебе.
– Сидеть, я сказал! Чтоб носа своего не выказывала наружу. Все. Я быстро. Вот же срань!
Отец накинул жилетку, натянул старые истоптанные туфли и рванул дверь, но, будто опомнившись или сообразив что-то, вернулся, выудил из угла прихожки биту, сказал в пустоту темного коридора «Ага» и выскочил на лестничную площадку. Наташка машинально закрыла все замки двери, побежала в свою комнату, стукнулась локтем о дверной косяк, сморщилась, но, влетев внутрь, схватила смартфон и осторожно отогнула тюль у окна.
Во дворе ничего не изменилось – женщина под насильниками перестала дергаться и кричать, став безвольной куклой в руках сильных чужаков, велосипедист лежал бездыханным, одна машина горела, несколько новых трупов появилось за эти минуты. Они лежали в неестественных позах, смерть не щадила никого – пенсионеры, дети, женщины.
Возле ржавого гаража какой-то мужик отбивался штыковой лопатой от двух наседавших кочевников, третий валялся с разбитой головой рядом. Подобрать его саблю, видимо, не хватало момента, поэтому герой мужественно сражался орудием труда со злыми азиатами. Шансов у него не было. Путилыч, в коем Наташка признала соседа по дому, начал сдавать позицию. Вот одна рубленая рана, затем вторая окрасили его тело. Кочевник выбрал момент и воткнул копье под мышку героя, другой подскочил и резким взмахом сабли отрубил голову Путилыча.
И тут из подъезда выскочил отец. Наташка ахнула и зажала ладонями рот, наблюдая за действиями родного человека. Сразу все злости и негодования, все ранние недовольства отцом отодвинулись на задний план, растворились. Теперь он стал так близок и уважаем дочерью, что не было на всем белом свете человека ближе и роднее, не было мужчины сильнее и авторитетнее отца.
Татаро-монголы не сразу заметили бегущего мужика с битой, который на всех парах помчался в соседний двор высотки, так любимый десятилетним сыном. Пробегая мимо насильников молодой соседки, он успел огреть пару раз одного из чужаков, а другого только пнул по ребрам. Бросившиеся в его сторону степные дикари не на шутку испугали, отчего он припустил спринтером прочь через газоны, бордюры и скамейки.
