– Если он останется… к утру маги начнут умирать сами… безо всякого суда, справедливого или нет!..
– Кто жить захочет, тот не умрёт, – непреклонно отрезал Император. – Я слишком хорошо помню Мельин. И сколько людей погибло, когда вы, маги, наконец опомнились.
– Я был против…
– Разумеется. Впоследствии всегда оказывается, что «вы были против». Или же «только исполняли приказы». Не трать даром дыхание, Гахлан, оно тебе ещё понадобится.
Император повернулся спиной к старику, не обращая внимания на жалкие возгласы, очень быстро сменившиеся неразборчивыми хрипами и булькающим кашлем.
– Мне не доставляет это удовольствия, не думай, – буркнул он укоризненно глядящей Сеамни. – Но как ещё обезопасить моих людей от чародеев, я не ведаю.
– Может, она знает? – Дану кивнула на бледную Сежес; чародейка осторожно, с трудом переставляя негнущиеся ноги, ковыляла к ним, почтительно поддерживаемая под руку Баламутом.
– П‑повелитель, – низко поклонилась чародейка. Сморщилась, кашлянула раз‑другой, благодарно взглянула на озабоченного и встревоженно‑серьёзного гнома.
– Рад видеть тебя в добром здравии, Сежес.
– Да, повелитель, в добром… насколько это только возможно. О‑ох! И поедучую же дрянь я собрала… Впервые на себе опробовала.
Сеамни просто улыбнулась чародейке, погладила ту по плечу, словно подругу, и та слабо улыбнулась в ответ, вновь раскашлявшись.
– Выпейте, государыня моя, – забеспокоился Баламут, протягивая открытую фляжку. – Самонаилучший гномояд. Любую отраву выметает, словно метла хорошая.
– Ох, да ну тебя, скажешь тоже… – вяло отмахнулась чародейка, но фляжку всё‑таки взяла. – У‑ух!.. У тебя там что, абсолютный растворитель?!
– Нет, всего лишь абсолютный гномояд, – ухмыльнулся Баламут, глядя на разом порозовевшую чародейку. – Так‑то лучше, государыня моя, а то ровно вампирша были, ей‑же‑ей!
– Что делать с пленными, Сежес? – повторил Император всё тот же вопрос. – Всё время их окуривать – так никакого сбора не хватит. Тем более что лето кончается, не пополнишь. Вдобавок Гахлан говорит…
– Повелитель, он говорит правду, – серьёзно кивнула волшебница. – Если держать мага Радуги в этом дыму слишком долго, он задохнётся – хотя обычный человек чувствовал бы разве что известное неудобство.
– Так что же делать, проклятье?!
– Только перебить их всех, – едва слышно произнесла Сежес, однако взгляд не опустила.
– А ты, с твоими новыми силами не можешь сделать магию для них недоступной?
– Нет, – покачала головой чародейка. – С каким‑нибудь мальчиком второго года я бы справилась. Но с магистрами…
– Только если они сами откажутся от попытки побега, – вставила Сеамни.
– Х‑ха! Никогда такого не будет. Что я, не знаю тех же Гахлана, Треора или Фалдара?!
– И всё‑таки я попробую, – решился Император.
Сбитые пинками в одну кучу маги являли самое жалкое зрелище. Окуривавший их дым чуть поредел, но чародеи всё равно заходились в жестоких приступах, ставших лишь немногим менее мучительными. Ни о какой волшбе и речь не шла. Озабоченные легионеры следили, чтобы в костры попадало достаточно заветного «сбора Сежес».
– Слушайте меня, маги Радуги! – громко и отчётливо произнёс Император. Левая рука привычно кровила, и он так же привычно не обращал на это внимания. – Выбора у вас нет. Держать вас в плену бесконечно я не могу. Мне нужно или немедля вас перевешать… или получить какие‑то гарантии, которым я бы поверил. Но прежде – послушайте меня.
