Война на восходе - страница 17
Дика с досады пнула горшок, и тот откатился к куче хлама. Шныряла подскочила и зарылась в мусор: где-то там под треснутыми кувшинами поблескивал осколок зеркала.
Дика ненавидела зеркала за то, что в них можно было увидеть себя.
Она распрямилась, трясущейся рукой подняла к лицу зеркальце. Убрала непослушную прядь, заглянула в осколок. Повертелась вправо-влево.
Бледное острое личико. Подбородок торчит. Губы тонкие, а зубы – не зубы вовсе! Настоящие клыки. Нос длинный, таким только прорехи в занавесях делать. Тени под глазами. А сами глаза? Один влево смотрит, другой вправо. Красота, куда уж там! Разве что цвет интересный – льдисто-голубой… Лишь одно в ней хорошее… Шныряла стащила косынку, и на плечи хлынули золотисто-рыжие волосы. Длинные ручьи заструились до пояса огненным каскадом.
Да, красивые. И все же…
Дика скривилась.
– Он зовет тебя Дакиэной, но разве ты волчица? Подзаборная шавка! – горько выплюнула она в отражение. – Шныряла, вот ты кто! Думаешь, они зря тебя так прозвали? Да погляди на свою рожу! Кому ты нужна такая – рябая, косая? Ему ли, принцу? Тьфу…
Шныряла сплюнула.
– Зря ты рисковала, спасая его от отца… Может, ему и не хотелось вовсе…
Шныряла вспомнила, как Виктор вел себя после боя с Балауром. Сердце радостно сжалось, но тут же заныло. «А может, Балаур про другую говорил! С чего ты взяла, что о тебе? Не забывай, ты – Шныряла, и всегда ею будешь! Та, кто шныряет под заборами, кого все пинают, кто никому не нужен!»
В дверь неожиданно постучали, и Шныряла напряглась. В мыслях нарисовалось змеиное полчище, притаившееся за крокусами, но девушка спохватилась: «Ага, стали бы эти ползунки стучаться». Дика схватила со стола нож, подкралась к двери и, прижавшись ухом к косяку, прохрипела:
– Кто там?
Тишина. Лишь ветер свистел на холме. Дика оглянулась на окошко: между деревьями посветлело, от травы поднимался курчавый туман. Она рванула засов, и дверь со скрипом приоткрылась. Дика высунула острое личико в щель и обомлела.
На пороге стоял он. В новых одеждах, черных, будто полуночная мгла. По низу мрачного камзола – вышивка змей, переплетенных в танце. Руки сцеплены за спиной. Не шевелится. Смотрит. Косы закинуты за плечи, лицо – осунувшееся, бледное. Лишь глаза светятся изнутри зеленым огнем.
Дика вдруг вспомнила, что оставила косынку на столе. Она швырнула на кровать осколок зеркала и вышла на порожек. В горле пересохло, да еще парень смотрел так, что ей стало не по себе. От его лица веяло опасностью и огнем. Дика мысленно дала себе пощечину. «Не смей раскисать. Ни один взгляд не превратит тебя в тарелку манной каши!»
– Что тебе, Вик?
Грудь юноши тяжело вздымалась и опускалась. Он продолжал смотреть. Шныряла скользнула взглядом по его шее – чистая. Кровь хоть отмыл, а то после того как тюкнул змея, с головы до ног был в красном.
Наконец парень разомкнул губы:
– Я больше не Вик.
Шныряла хотела пошутить, но слова застряли в горле.
– Отныне мое имя – Мертвый Господарь.
Юноша приподнял подбородок, по-прежнему не отрывая от нее глаз – и в животе Шнырялы заныло от этого взгляда. Она прокрутила в памяти сцены, которые видела в подземелье. Тот бой… И то, что Вик надел венец…
– Дика…
У Шнырялы поползли мурашки по коже от его низкого, мягкого голоса. «Дика…» – пронеслось в голове эхо, и на мгновение Шныряла растеряла всю ершистость.
– На исходе этой луны я окончательно стану Господарем. В моей груди будет биться Лучезар, который навсегда превратит меня в змея. Нет пути обратно. – Вик покачал головой. – Дика…