– Четки, что ль?
– Именно – хрустальные четки, которые искажают любое сказанное слово или взгляд! Таким образом Йонва усиливает свой природный дар – лгать…
– Отличный дар! А не могла природа выдать ему какой-нибудь другой? Ушами шевелить, например?
Ветер усилился – летящие над землей порывы трепали молодую траву, раздували полы кожухов, рвали волосы, – и оттого стало неуютно и тревожно. Ошарашенный новостью, Теодор поднял беспомощный взгляд на Китилу – над крышами еще взлетали струйки фейерверков, рассыпая искры, но уже таяли; город погружался в ночь. Игроки зароптали и зашумели.
Кобзарь покачал головой.
– Так я и думал, – пробормотал он.
Шныряла размахивала руками и вопила «идиоты», Змеевик неопределенно мычал, Раду пытался что-то втолковать Санде, но та недовольно отступила от альбиноса. Кобзарь свистнул, и с подножия холма поднялся малюсенький вихрь, Глашатай сунул руку в воронку, вытянул большой сияющий громкоговоритель и приложил его ко рту:
– ТИ-И-ИХО!
Эхо отлетело от каменных стен и жутко исказилось – звук голоса Глашатая, казалось, достиг самых небес. Фейерверки вдруг погасли, игроки Макабра умолкли. Кобзарь опустил рупор:
– Я прошу вас, не ссорьтесь! Неужели вы не видите? – Он был в отчаянии. – Ну, хоть ты, Тео!
Теодор поглядел на лица игроков, перекошенные от гнева, и понял.
– Они под действием Йонвы?
– Ну хоть один очнулся! Так, послушайте теперь меня. Вы все! Хоть с ваших глаз спала обманная пелена, вы все равно ссоритесь – видимо, Йонва копнул так глубоко, что затронул самое дурное в каждом… Но вы должны вспомнить: вы друзья. Думаете, друзья не совершают ошибок? Не ругаются? Чушь! Правда в том, что друзья придут на помощь, когда все остальные – с кем ты даже не ссорился – отвернутся.
Вилочка, хрустальный глаз и пружинка истерично позвякивали на груди Глашатая.
– Макабр – больше, чем просто игра. Макабр – это война. Предсказано, что именно война во время великой кометы, – Кобзарь указал на хвостатую звезду, сияющую над руинами, – станет для людей последней.
– О чем вы? – сощурилась Шныряла.
Кобзарь сжал пуговицу-сердечко под ключицей и нервно зашагал по площадке:
– Понимаете… Йонва… Он не просто хочет позабавиться… Он – ненависть… Гнев… Ярость… Единственное, чего он жаждет – уничтожить всех людей до последнего!
– Э-э… зачем? – хмыкнула Шныряла. – Шило в одном месте не дает покоя?
Кобзарь покачал головой:
– «Война видит все, но она слепа» – так говорят в Полуночи. Йонва видит столько человеческих пороков, что обезумел и не в силах расслышать за криками гнева тихий голос любви. Он не человек. Беллум возник в тот миг, когда возникли люди – это существо породили они. Война будет существовать до тех пор, пока на земле остается хоть один человек. Ему тысячи и тысячи лет – ведь кровавый след битв тянется сквозь всю историю человечества, и все это время Йонва мечтает лишь об одном: заставить людей перебить друг друга и исчезнуть самому.
– Как так?!
– Когда на земле не останется людей, не останется войн, и Беллум исчезнет. Вся его жизнь – это заточение в Ноктумгарде и попытки вырваться на свободу. Не лучшая судьба, верно? Йонва хочет прекратить свои мучения.
– Ты гляди, какой страдалец! – фыркнула Шныряла. – Ну и пусть мучится. Мне какое дело?
– Вам не повезло стать игроками Макабра. Вы – те, кто его выпустил.
– Ну, выпустили и выпустили! И чего теперь?!
– По высшему закону выпустить Йонву в людской мир может лишь человек. Как и вернуть обратно.
