Со временем мы обставляли и обживали наше жилище, как умеют только дети, контролируемые малым количеством взрослых. Жили как-то, изучали окрестности, окропляя их телами любимых и друзей, тех, роднее кого мы не знали. Грабили последние супермаркеты. Брат – он умер от голода, пока мы учились не только красть, но и производить своё. Да, тринадцатый год ему пошёл, недолго после отца протянул. Но мог выжить, сам ушёл, захотел так – говорю же, истлел.
А потом случилась точка невозврата. Впервые мы столкнулись с этим, когда старый Шура попал в радиационную вспышку. Мучаясь, он умер от облучения. А спустя дней десять вернулся домой. Ему пришлось плестись по пустыне без костюма. Он получил химическое отравление, дозу радиации и лёгкое пси-облучение. Умер через пару часов. Но за это время успел рассказать, как появился недалеко от нас на равнине. Через неделю он снова вернулся и так же мучительно умер. Бедняга. Всё, что он просил, – забрать его, когда он в следующий раз там появится. Мы прозвали его «бессмертный Шура». Как нам было представить, что теперь мы все бессмертные? Мы взяли лишний костюм и отправились по его координатам. Мы думали, что вспышка, которая погубила старика в первый раз, имела пси-искажение, не встречаемое нами ранее. Оказалось, все серьёзней. – Монах со смеющимися губами бросает холодный взгляд на Монету, вновь берёт бутылку и наливает себе последнюю стопку. – Ну, как тебе моя история? Интересно?
– Интересно. Но непрактично, прости. – Монета виновато пожимает плечами.
Монах смеётся. Опрокидывает рюмку.
– А что будет практично?
– Координаты бункеров, рассказы о каких-то территориях.
– Про бункеры – легко. Наш бывший бункер несколько севернее Голда, знаешь, где это? – Монета кивает. – Там проходит большой тракт, восстановленный. На сороковом километре от Голда сворачиваешь на север, идёшь ещё около семнадцати километров, точно не знаю. Там на поверхности будет небольшой посёлок, центр посёлка – бункер. Запасись противорадиационными таблетками – уровень там хороший, продержится лет двадцать. Ещё один бункер знаю, если интересно.
– Интересно.
– От Нижнего Отстойника идёшь в сторону Сель Хуф. Где-то на середине пути начинаются коричневые джунгли, идёшь вдоль них, пока не увидишь остатки древнего города. Высокий пси-фон, тени, все дела. В него не заходишь – тебе нужен десятый километр до него. Возвращаешься, где-то там настоящий бункер, одно из государственных убежищ. К нам мужчина забрёл, не спасли его тогда. Рассказывал, как жили в том бункере, – мало ресурсов и глубокая консервация на десятки лет. Люди не выдерживали, один взорвал их систему фильтров, решил за других, как будет лучше. Прямо как мы. – Монах теребит свою робу и опять прыскает от смешка.
– Мужчина из государственного бункера? Он ничего не рассказывал про будущее? Может, был какой-то план? Или почему всё так сложилось?
– Будущее и план? Почему всё так сложилось? Нет. Никто уже не узнает, да и зачем? Рассказывал только, что, мол, кроме бункеров, была программа какая-то ещё по спасению. Но ни он, ни я (точно) об этом ничего не знаю. Мысль у него была всего одна, параноидальная, – что люди всю жизнь свою просто шли к моменту самоуничтожения. Только о ней и говорил, о мысли. Схватит тебя, такой, ладонью корявой за рукав со своей кровати больничной и говорит про это, говорит, не заткнуть его вообще.
