«Ох!»
– И сына, – прошептал он тише, чем прежде.
Мое сердце дрогнуло от боли за него.
– Простите, я даже подумать не могла… – Мой голос прервался, когда Тристан уставился на только что скошенную лужайку. Мысль о том, что я могла потерять не только любовь всей жизни, но и дочь, была слишком тяжелой. Наверное, я бы этого не вынесла.
– То, как он читал молитвы и выписывал букву R задом наперед, и как ломал игрушечные машинки, чтобы потом их починить… – Голос Тристана дрожал, как его плечи. Он разговаривал уже не со мной. Мы оба жили в своих собственных мирах из мелких воспоминаний, и, хотя мы были отделены друг от друга, мы каким-то образом могли ощутить чувства друг друга. Одинокий всегда узнает одинокого. И сегодня я впервые начала видеть за этой густой бородой живого человека.
Я смотрела, как его глаза наполняются эмоциями. Надев наушники, он принялся сгребать скошенную траву, не сказав мне больше ни слова.
Жители города считали его скотиной, и я понимала, почему именно. Он был невежлив, он был груб, он мог нахамить по поводу и без повода, но я не могла винить его за эту холодность. Истина заключалась в том, что я отчасти завидовала способности Тристана сбежать от реальности, закрыться от окружающего мира. Должно быть, было бы неплохо время от времени ощутить такую пустоту вокруг и внутри, – видит бог, я каждый день думала о том, как бы потерять рассудок, но у меня была Эмма, и мне нужно было сохранять здравый ум.
Если бы я потеряла и ее тоже, я, наверное, постаралась бы очистить свою душу от всех эмоций, от всей боли.
Закончив свою работу, Тристан остановился, тяжело дыша. Потом повернулся ко мне; глаза его были красными, и на душе у него наверняка царило смятение. Он вытер лоб тыльной стороной кисти и откашлялся.
– Готово.
– Не хотите позавтракать? – спросила я. – Я приготовила столько, что хватит и вам.
Он моргнул и подкатил газонокосилку к моему крыльцу.
– Нет.
Он направился к своему дому и скрылся из виду. Я закрыла глаза и прижала обе ладони к сердцу, на несколько коротких мгновений ощутив внутри и вокруг себя пустоту.
На следующее утро я решила заехать в автомастерскую Таннера за тем сюрпризом, который он пообещал мне на неделе. Мы с Эммой и Буббой направились в город, Эмма напевала свою версию песни из «Холодного сердца», а Бубба был приятно молчаливой мягкой игрушкой.
– Дядя Та! – завизжала Эмма, с разбега бросившись к Таннеру, который в этот момент рассматривал что-то под капотом машины. Таннер обернулся, его белая рубашка была заляпана машинным маслом, как и его лицо.
Он подхватил Эмму на руки и немного покружил, прежде чем крепко обнять.
– Эй, человечек, а что это у тебя за ухом? – спросил он у нее.
– У меня ничего нет за ухом!
– Нет, мне кажется, ты ошибаешься. – Он достал из-за уха Эммы свой неизменный четвертак и засмеялся. Эмма засмеялась тоже, и это заставило меня улыбнуться. – Как твои дела?
Эмма с улыбкой начала обстоятельное повествование о том, как сегодня утром я разрешила ей самой выбрать, во что одеться, и она выбрала фиолетовую юбку-пачку, радужные носки и футболку с пингвинами-зомби.
Я продолжала улыбаться. Таннер смотрел на Эмму так, словно ему был искренне интересен ее рассказ. Несколько минут спустя он выдал ей несколько долларов и отправил на штурм автомата со сладостями, приставив к ней одного из своих работников, Гэри. Я слышала, как Эмма пересказывает бедолаге Гэри всю историю о том, как она выбирала свой сегодняшний наряд.
