Вампир медленно и очень доходчиво покачал головой.
Я подавилась собственным криком. Даже пискнуть не смогла, представив, что он может натворить, если захочет. Просто позволила Анне увести себя в заднюю.
По дороге нас нагнал отчим, схватил меня под локоть и прошипел в лицо:
– Три тысячи мучеников! Да что ты вытворяешь, совсем сбрендила? Всех гостей распугаешь, оголтелая! – его ноздри раздувались по-тараканьи шевеля усы, а желваки напряжённо поигрывали. Он нависал горой, я чуяла запах едрёного пота и сжималась как придавленная пружина.
– Пап, оставь, я сама, – Анна мягко провела по его плечу. – Ты иди, не хорошо оставлять всё без присмотра. Ой, смотри, там дядя Иржи уже добавку наливает, – она кивнула в сторону бочек с весёлой улыбкой, от которой её глаза расцвели незабудками.
Отчим развернулся всем корпусом, одновременно подтягивая штаны под брюхо, и взревел:
– Ах ты ж паскудник! Ну, я тебя щас! – и перетянул для хлёсткого удара полотенце, которым протирает кружки.
Когда мы оказались в укромном уголке рядом с лестницей, Анна покачала головой:
– Да что с тобой, Ярочка? Ты вся дрожишь, будто привидение увидала.
– Ань, – срывающимся голосом начала я. – Там, этот, он…
– Кто? – она выглянула в зал, шелестя подъюбниками. Её светлые локоны скользнули по плечу, часть тугих завитков перепорхнула на грудь.
– Он вампир! – выпалила я, не успев прикусить язык.
– Чего? – сестрёнка озадачено посмотрела на меня. – Вампир? Кто вампир?
– Тот капитан за задним столиком, черноволосый.
Анна снова выглянула: даже на цыпочки приподнялась, чтобы суметь рассмотреть что-то за толчеёй.
– Там никого нет.
– Значит, ушёл, – настаивала я. – Но он точно вампир, я знаю.
– Откуда? – по губам девушки скользнула нежная, очень понимающая улыбка.
– Он напугал меня в лесу, когда я заблудилась.
– Так это вампир напугал тебя, а не волк? – в ответ на моё признание светлая бровка скептически изогнулась. – Просто напугал и не тронул? Какой добрый вампир.
Я заметила нотки сарказма в её голосе и обиделась. Она мне не поверила. Блин, даже Анка мне не поверила!
– Вот что, солнце, ты пойди к себе, ладно? – велела она с заботой в голосе. – Я тут одна управлюсь. Папе скажем, что ты приболела.
– Не надо, я лучше останусь помогать, – я мотнула головой, рыжая коса хлестанула по воздуху.
– На тебе лица нет, Ярочка, – её ладонь коснулась моей щеки. – Вся бледная и холодная, как те самые вампиры. Так что давай-ка, выпей морсу и в постель. Хорошо?
Сдавшись, я кивнула и молча побрела на кухню. Но не за морсом, а за свечой и чесноком. Бабушка орала и возмущалась, но плевать – я утащила три связки. Одну головку сорвала и, стуча башмаками по ступеням, расковыряла шелуху да сунула зубчик в рот.
Ненавижу чеснок. Надеюсь, вампиры его тоже не любят.
Немного холодея спиной, я слушала, как Анна заступается за меня и успокаивает разгорячившуюся бабулю. Мама тоже за меня всегда заступалась… Так не отвлекаемся, некогда сопли распускать.
Поднимаясь наверх, я запалила свечу от масляной лампы в простенке между дверями гостевых спален. Отскрипела ступенями второго пролёта и толкнула дверь.
Мы с Анной спим в одной комнате, на чердаке.
Раньше это была наша с мамой спальня. Ещё когда она просто работала у Войтеха Седлака. Потом она перестала быть Руженовой и стала Седлаковой, а я осталась спать здесь в одиночестве. Но не боялась, ведь мама всё равно была со мной: просто ночевала теперь в спальне чуть пониже моей. Но когда её не стало, я осталась совсем одна в чужой семье. Постоянно ревела в подушку, темнота и скрип рассохшихся досок начали меня пугать.
