– Надеюсь, вы удовлетворены? – От странного блеска его глаз по ее телу побежали мурашки.
Он отпустил ее, медленно убрав руку с ее затылка и скользнув пальцами по щеке. Она постаралась не выдать себя, почему-то зная, что он использует ее слабости против нее.
– Пожалуй, – глухо выговорила она.
Ей хотелось прижаться грудью к его груди. Ее тело словно восстало против нее, и она велела себе успокоиться. Именно поэтому она и выбрала его.
– Вы не уверены? – Его полные губы чуть изогнулись в усмешке. – Значит, я сделал что-то не так.
У нее кружилась голова, дыхание рвалось из груди, и Тристанна вдруг осознала, что все еще держится за него, чувствуя его тепло. Давно пора было отступить, но она не могла оторвать от него руки, словно он единственный не давал ей упасть. Она подумала о Вивьен, ее худобе, кашле и бессоннице. Надо думать только о ней, или ничего не получится.
Тристанна опустила руки. Он улыбнулся шире, в его глазах появился интерес, и каким-то образом это ободрило ее, помогло поднять голову и вспомнить, зачем она здесь и для кого.
– Вы все сделали абсолютно правильно, – сказала она, стараясь сделать вид, что ей почти скучно, хотя сердце бешено колотилось.
Он не ответил, глядя на нее внимательно и сосредоточенно, словно дракон за секунду до того, как выдохнуть струю огня.
– Вот как? – холодно спросил он.
– Именно. – Тристанна пожала плечами, притворяясь, что не чувствует, как кровь приливает к щекам.
Нельзя показывать, что один-единственный поцелуй, неожиданный, шокирующий, перевернул все в ней вверх дном.
Ее брат подошел достаточно близко, чтобы слышать их с Никосом разговор, и теперь она могла чувствовать что-то кроме волнения, вызванного поцелуем, – ярость Питера. Она не удостоила его взглядом, и без того прекрасно зная, с какой ненавистью он смотрит на нее.
– Возможно, нам следует попрактиковаться, – предложил Никос бархатным голосом, от которого сладко заныло между ног. – Я буду счастлив расширить исполнение вашей просьбы, не хочу разочаровывать вас.
– Вы очень великодушны, – пробормотала она, опуская глаза, чтобы он не заметил, как сильно выбил ее из колеи.
– Какой угодно, мисс Барбери, – голос Никоса был мягок, но взгляд тверд, – только не великодушный. Во мне нет ни капли щедрости, я хотел бы, чтобы вы запомнили это.
Она знала, что должна сделать. Еще до того, как Питер выложил ей свои отвратительные условия, она решила, что сделает все, чтобы спасти мать. Какое ей дело, если империя Барбери рассыпется в прах? Она давным-давно отреклась от всего этого, кроме ее несчастной матери, особенно теперь, когда Густав, которого она так слепо любила, оставил ее, беспомощную, на милость Питера. Она держалась подальше от их дел, пока был жив отец, но после его смерти не могла оставить мать. Она была единственной надеждой Вивьен.
– Какая жалость, – спокойно ответила Тристанна, совсем не чувствуя себя спокойной.
Она решительно подавила душный страх. Ее брат не блефовал, он выполнит каждое свое обещание и не оставит ее в покое, пока не добьется от нее вклада в семейное состояние, и выбросит ее мать на улицу, не задумываясь, если Тристанна восстанет против него. Однако она не знала, что случится, если она пойдет у него на поводу.
– Совсем нет, – сказал Никос, вглядываясь в нее. – Всего лишь правда.
Она постаралась внушить себе, что женщины делают это с незапамятных времен с куда менее впечатляющими мужчинами.
