На мои сложенные крылья под скалой,
Да, побежден, но ведь не сломлен я,
И тонет челн, и с ветром тешится пучина,
Зачем ты говоришь со мною беспричинно?
О, море темное, чего ты хочешь от меня?
Ты ничего не можешь! Точи плотины,
Гони волну, бросая клочья тины,
Оставь меня страданьям и мечтам;
Все воды и глубин дыханье,
Увы! Прошли бы мимо злодеянья,
O, море, неподвластное годам!
Я понял. В отвлеченьи ищешь путь.
Ты говоришь: «Брат мой, покоен будь,
Спокойствие, озлобленный мудрец!»
А ты, о, море, тянущее в глубину,
Ты можешь упокоить разъяренную волну,
Соленой горечи и чистоты венец?
Ты веришь в свою царственную власть,
Тебе несут свои восторг и страсть,
Судьба твоя прекрасна и горда,
И небеса сияют неизменно,
И каплями твоей волны священной
Омыта предрассветная звезда!
Ты говоришь: «Иди, забудь мечту!»
Ты мне показываешь сломанную мачту,
Зеленые утесы и камни без границ,
Морскую пену вдалеке, она устало
Кипит и падает на пепельные скалы,
Как стая белокрылых птиц,
Где рыбаку так всласть поется,
Морская гладь, куда ладья несётся,
Моряк бывалый у штурвала,
Большие волны бьют ладью.
Ты, море, милость даришь мне свою
С безмерным ужаса оскалом.
– «Отдай мне душу! – говоришь.
– Со мной ты гнев свой усыпишь,
О, путник, брось свой жезл прибою,
И обрати ко мне свой грешный взгляд».
Ты говоришь, тобою усыплен Сократ?
Здесь и Катон был тоже упокоен.
Нет! Уважай суровый ум,
Взбешенный от тяжелых дум,
И разум, от злодейства истомленный!
О серых скалах и победах говори,
Оставь мои терзанья, что внутри!
Тебя я ненавижу, берег темный!
О море! Иль не ты, служака,
Всё тащишь на себе куда-то
Средь рифов, неба, полутьмы,
В Кайенн, в глубокие каньоны
Понтоны черные, которые на волнах
Болтаются, как мрачные гробы!
Разве не ты – не лицемерь! —
К могилам открываешь дверь,
Все наши жертвы там недвижно спят,
Во трюмах, где соломы даже нет,
И медной шеей опираясь на лафет,
Там пушки, порохом набитые, стоят.
Но от страданий и от вечной муки
Те гордецы уж опустили руки,
Тогда, не ты ли, бездна назначаешь
Им наказанье в этот скорбный час,
И, как приспешник, своим гулом ты подчас
Отчаянные крики их скрываешь!
Так было! – история промолвила тогда,
И перестала плакать, краснея от стыда.
Когда очнется нация от полного забвенья,
Когда прибудет миг святого искупления,
О, меч кровавых дней, не выходи из тьмы!
Нет-нет! Он – не для всех, для демона войны,
Чтоб наказать предателя, чтоб мрачный день угас,
Луч боли и страдания сияет в этот час!
В воспоминаньях стынет серьезный, мудрый ум!
Жандармы с саблей наголо, тележки старой шум,
Слышна дробь барабанов, призывы мчаться в бой,
Толпа сидит на крышах, бежит по мостовой,
Былые забастовки, и сумрак злачных мест,
Косые треуголки мелькали где-то здесь.
О, мрачные виденья! Покиньте мои сны!
О небо! Мы здесь с миром и не хотим войны,
И всяк свою работу вершит в погожий день,
Поэт благообразный воспел труды людей,
Трибун громкоголосый вещал до хрипоты,
Ломались эшафоты и троны, и щиты,
И с каждым днем слабели страданья и вражда,
Перед людьми открылась священные врата,
И Франция шагает, в груди огонь святой,
Но вот, пришли те люди, страны позор живой,
Бандит, елеем мазанный, водою окроплен,
И эти негодяи, несут резню и стон,
Убийство, кровь и смерти, все ужасы войны,
Засеяли невзгодой судьбу родной страны.
О, господи, помилуй! Дрожишь, как будто, весь,
Услышав лишь два слова – репрессии и месть,
Я тоже вне закона, в тернистых берегах,
