Теперь этот человек лежал перед ним и был мертв. Мертвее не бывает. Кровь отлила от лица, оно сделалось белым как мел и безразличным ко всем деревенским страстям. Однако шрам, проходивший через левое веко, оставил глаз открытым, и от этого казалось, что мертвец подглядывает за ними. Добить бы его надо на всякий случай, подумал Костя, чтобы наверняка, чтобы не проснулся, а подох окончательно и бесповоротно, да как-то глупо при всех, скажут потом, что я псих, или засмеют, чего доброго. И не добил, застеснялся Чебота и Дрюнделя – в общем, оплошал без меры, о чем потом долго сожалел. Хотя если бы добил, то ничего последующего не случилось бы и не развилось в длинную-длинную историю.
– Слышь, – сказал Чебот, – говорят, охотник к нам забрел и рассказывал, что эти самые кайманы, – он кивнул на мертвеца, – на Большой земле власть большую имеют.
– Может быть, – сказал Костя. – Я не знаю. Сейчас «время-марь», все может быть. Нам-то все равно, мы на отшибе живем.
– Оно-то так, конечно, – согласился Чебот и вдруг заорал на Дрюнделя: – Ну что ты стоишь? Давай! – И схватил мертвяка за руку.
Костя – за другую. Рука было негнущаяся, как деревяшка. Дрюндель неуклюже пристроился к ногам. Мертвяк оказался очень тяжелым. Они втроем только с третьей попытки перевалили его в телегу.
– Ну вот так-то лучше! – подмигнул Косте Чебот, отряхивая руки.
Костя сел в телегу так, чтобы не видеть лица убитого. Пока они ехали назад, ноги десантника в высоких армейских берцах шевелились, и Косте казалось, что тот оживает. Несколько раз он испуганно оборачивался, ловя на себе не менее испуганный взгляд Дрюнделя. Возле дома Зиминой погрузили пулеметчика, которого подстрелил Костя. Самое неприятное заключалось в том, что голова у пулеметчика оказалась вчистую раздавлена колесами бронетранспортера. Чебот велел Дрюнделю взять у Зиминой помойное ведро и соскрести лопатой в него то, что осталось от головы. Нехорошо как-то было оставлять раздавленную голову на земле.
Пару раз Дрюнделя вырвало в то же самое ведро. Они с Чеботом не успели и глазом моргнуть, как он его бросил и побежал по единственной улице деревни, словно трусливый заяц, несмотря на то что Чебот свистел ему вдогонку и обещал при встрече сильно намять бока.
– Что мы, за него должны вкалывать?! – возмущался он и никак не хотел успокаиваться. – Ну попадись ты мне, толстопузый уродец!
Четвертого мертвяка Рябой и деревенские мужики со зла так искалечили, что, когда стали его поднимать, Косте показалось, что у того в ногах и руках по лишнему суставу образовалось. Намаялись они с ним больше, чем со всеми остальными. Костя еще никогда так не уставал. А Чеботу, казалось, хоть бы хны. Он только еще яростней стал поносить Дрюнделя.
Они с трудом скинули мертвяков из телеги на ледник, наивно полагая, что вытаскивать их оттуда будет кто-то другой. В деревне было два общественных ледника, построенных еще в середине прошлого века. Когда-то рыбная артель хранили в них рыбу. Так оно и повелось: при любом строе общественную рыбу в теплое время года хранили в ледниках, лед в которых возобновляли каждую зиму. По весне один из них освободился.
Чебот посмотрел в черную пасть ледника и попросил, с вожделением поглядывая на нож в разгрузке:
– Подари…
– Нельзя, – Костя поморщился, как от зубной боли, – не мое…
– Ну и что?.. – цинично сплюнул Чебот и высморкался, как мужик на сенокосе, а руки вытер о молескиновые штаны. – Скажешь, что потерял…
