– Пфф, кошечка? – слышится за спиной мужчины. – Мегера она. Расцарапала мне двух бойцов.
Рихтер усмехается. И эта усмешка ужасает. Как и его взгляд – бездушный.
– Сколько она стоит? – спрашивает внезапно, а в груди разрастается огонь радости от этого вопроса, который спалит меня, когда мужчина услышит цену и даже не подумает покупать.
– Пятьдесят кусков. Сделаю скидку в пятьдесят процентов как для друга босса…
– Что? – вскликиваю, возмущаясь. – Я должна всего тридцать!
И то! Я ничего ему не должна!
Но, кажется, немца, сидячего передо мной на корточках, совсем не волнует то, что я говорю.
– Ты в курсе, что я потерял из-за тебя сто тысяч евро? И к этим пятидесяти… Ты должна будешь мне сто пятьдесят. Они у тебя есть?
Когда он озвучивает эту цифру, надеюсь, что он шутит.
Потому что он озвучивает… Безумные деньги. Даже у тёти с её клиникой не будет их.
Я могу занять у своей подруги, но… Не столько же!
Ладно, я что-нибудь придумаю.
Главное – выбраться из этого притона.
– Я всё отработаю, – выдыхаю вымученно. – Верну.
Сказываются последние три дня, которые я металась в крохотной комнатке из стороны в сторону.
– Часть заплачу в начале. Только, пожалуйста, забери меня отсюда. Мы всё обсудим, и я заплачу…
– А я вот не уверен, – резко отрезает грубым басом и встаёт, выпрямляясь. – Поэтому… Это место не такое уж и плохое для выплаты долга.
– Она что, ещё в долги влезла?
Рихтер хмыкает.
– Значит, я – твоя не первая жертва…
Нет-нет! Всё не так! В прошлый раз… Мужчина посчитал меня охотницей за деньгами. Но всё ведь было не так!
– Будешь работать здесь, – он как судья выносит свой приговор. Точно... Он и есть судья. Тот самый, который сейчас низвергает меня в ад. Хотя… Он начался уже давно. Несколько дней назад. – Как только отработаешь чужой долг, возьмёшься за мой. На этом и закончим, больше не буду задерживать вас.
Рихтер (на нем.) - судья.
3. Глава 3
Он отстраняется и тут же разворачивается, уходя. И пока я в шоке смотрю ему вслед, слышу отдалённо ужасающие слова то ли директора, то ли режиссера этого дурдома:
– Я передумал, тащи её к станку. Привяжи и кляп в рот засунь. А то кричать начнёт, весь ролик испоганит.
И эти слова должны пугать до дрожи.
Но почему я сейчас не брыкаюсь и смотрю в широкую спину, которая отдаляется от меня ещё дальше и дальше?
Он – бесчувственное чудовище, которое бросает меня на верную смерть.
А ведь он может спасти меня.
Я же ему понравилась, нет? В прошлый раз. Когда он трогал меня своими пальцами, шептал на ухо слова, которыми пытался меня проучить.
– Пожалуйста, – выдыхаю в последний раз.
Для меня сейчас Рихтер – как якорь. Но он не опускается в нужный момент и меня уносит штормом куда угодно, но только не в то направление.
И я понимаю – это мой конец.
Почему мне не сиделось в России? Я бы и дальше работала в регистратуре. В спокойствии.
И была бы не здесь, когда меня хватают под руки, тащат на площадку.
А я не могу двинуться. Смотрю опустошённо в пол.
И только когда дотрагиваюсь голым животом до леденящего станка, меня как будто прошибает холодным пОтом.
Последнее, что я вижу, перед тем как меня поворачивают задницей к съёмочной группе и Рихтеру – бездушные серые глаза, прожигающие во мне не одну дыру.
Наказывающие за мою оплошность.
И когда я вижу их… Отчаяние захлёстывает с головой.
Он остался стоять там!
Чтобы посмотреть, как меня трахнут!
И от этого паникую сильнее.
