«Пусть не удались мои замыслы касательно Чернигова, зато досталась мне заморская красавица!» – думал Олег себе в утешение.
Агафья встретила черноокую темноволосую пленницу с нескрываемым к ней состраданием.
Зато Манефа, оглядев Изольду с головы до ног, холодно спросила у Олега:
– Что эта пава делать-то умеет?
– Она на лютне[39] отменно играет и жалобные песни поёт – заслушаешься! – хвастливо ответил Олег.
– И только-то, – усмехнулась Манефа.
Но Олег утруждать Изольду какой-либо работой и не собирался, сделав её своей наложницей. На Агафью Олег больше не смотрел, все ночи проводя с Изольдой. Он даже трапезничать стал отдельно от всех наедине со своей обожаемой фряженкой. Хотя Изольда неплохо изъяснялась по-русски, Олег тем не менее взялся изучать её родной язык.
Супругу в отместку Агафья, не таясь, льнула к Игорю. Манефа не раз заставала их целующимися. Когда про уединения Агафьи с Игорем стала открыто судачить челядь, Манефа бесцеремонно собрала сына в дорогу.
– Тебя в Путивле жена дожидается, к ней и поезжай! – было напутствие княгини.
Игорь и сам сознавал, что его всё сильнее затягивает в омут греховной любви.
Когда дружина Игоря выступила из Новгорода-Северского, только-только первые проталины появились. А на подходе к Путивлю вдруг повеяло таким теплом, что таявшие снега повсюду зажурчали множеством ручьёв по лощинам и склонам холмов. Набухшая влагой земля чавкала под копытами лошадей.
По пажитям деловито расхаживали прилетевшие с юга грачи.
Ефросинья кинулась Игорю на шею, и у того что-то вдруг ёкнуло в сердце. Не удержался Игорь и поцеловал свою юную жену долгим поцелуем в уста, как привык Агафью целовать. Ефросинья затрепетала и вся подалась к нему, так долго ожидавшая такой ласки. До этого между ней и супругом были в ходу лишь невинные поцелуи в щеку.
Ефросинья по наивности своей решила, что в Игоре проснулась истинная мужественность благодаря ратным делам, в коих он впервые в жизни принял участие. Она не стала отказываться, когда Игорь предложил ей пойти вместе с ним в баню.
Там-то, возле пышущей жаром печи из речных валунов, в густом мятном пару, неловкая и смущённая, Ефросинья впервые явила мужу свою наготу. Игорь взял жену за руку и вывел из тёмного угла поближе к окошку, затянутому бычьим пузырём. Его глаза заблестели каким-то особенным блеском.
– Какая ты у меня прелестная, Фрося! – восхищённо промолвил Игорь, ласково касаясь пальцами девичьей груди и бёдер.
Ефросинья, сама восхищённая мускулистым торсом своего суженого, робко положила свои мягкие руки Игорю на плечи. Белокожая, с длинными распущенными русыми волосами, она походила на русалку.
Не желая более оттягивать неизбежное, Игорь завалил Ефросинью на полке́ и, разведя ей ноги, соединился с нею одним уверенным движением.
В лежащей под ним супруге было столько свежести и очарования, что Игорь, входя в раж, не обращал внимания на стоны Ефросиньи, хотя то были стоны не от наслаждения, а от боли.
Игорь прекратил свои телодвижения, лишь заметив слёзы в глазах жены.
Он постарался её успокоить:
– Не плачь, родная. Так всегда бывает первый раз.
Ефросинья перестала плакать, но наотрез отказалась продолжить начатое.
Игорь принялся её убеждать, что прерываться нельзя.
Ефросинья подняла на него ясные заплаканные очи и наивно спросила:
– Отчего же?
Игорь видел, что она не капризничает, а просто желает узнать истину, и он ответил:
