Другие лаборатории даже не потрудились бы повторить опыт, чтобы проверить результат, а если бы и удалось как-то побудить их к этому, авторитетные теоретики напридумали бы кучу дополнительных гипотез, чтобы объяснить несоответствие. Ведь они всю свою академическую репутацию и карьеру построили на трисолярианских теориях и рванулись бы защищать свои гонорары зубами и когтями. Даже если бы у них закончились объяснения, они потребовали бы, чтобы наглец, усомнившийся в трисолярианах, разработал теорию получше, которая и объяснила бы результаты. И помоги тебе Господь, если в этой новой теории обнаружится хотя бы одна неточность, – они накинутся на тебя, как рой ос, и будут бить по этой единственной слабости, а все остальное им до лампочки. Причем в этом случае тебе еще, считай, повезло, потому что, скорее всего, на тебя, выскочку этакого, и внимания не обратят. Чтобы признанное научное сообщество отказалось от своих убеждений, всем этим заслуженным профессорам надо сначала помереть от старости.
Как бы там ни было, все старания Тяньмина предупредить человечество ни к чему не привели. Даже наоборот – его сотрудничество способствовало большему успеху трисолярианской лжи. Однако было в этом всем и кое-что позитивное: трисоляриане уверились, что Тяньмин свято блюдет интересы их мира. Его социальный статус невероятно возрос, и незадолго до начала решающей операции по завоеванию Солнечной системы ему предоставили право в любое время следить через софоны за событиями на Земле, хотя вступать в контакт с людьми по-прежнему не разрешали.
– Вот тогда-то я и увидел, как Чэн Синь выходит из гибернации. После этого я всегда, постоянно был с вами…
– Ты хочешь сказать «с ней», – поправила АА. – Я была третьим лишним, сама того не зная.
Причина вспышки ревности коренилась в тайне, которую знала только АА и которая имела отношение к Чэн Синь и Юнь Тяньмину. Эта тайна брала свое начало за двести лет до рождения АА – в Общую Эру, когда инопланетяне существовали только в научной фантастике.
Она касалась кое-кого, кто был АА и одновременно не был АА.
– Я и в самом деле говорю о вас обеих, – возразил Тяньмин. – АА, все те годы, что ты была рядом с Чэн Синь, я считал тебя своим лучшим другом. По правде говоря, ты показалась мне знакомой, как только я тебя впервые увидел…
– Хочешь сказать, я напомнила тебе о Ран Аса-как-ее-там? – перебила АА.
– Конечно нет! Не знаю, как объяснить… Может, просто у тебя такая естественная харизма, что люди ощущают сродство с тобой. Ты была такая живая, постоянно носилась туда-сюда, так что даже софоны не всегда успевали…
– Погоди-ка. Ты все время наблюдал за нами через софоны?
– Да. С их помощью я был рядом с вами все эти годы. Я переживал все ваши испытания и злоключения, как будто они происходили со мной. Я все знаю. Я всегда был с вами.
Чэн Синь была глубоко растрогана, когда Тяньмин сказал ей то же самое, но реакция АА оказалась совершенно иной. Она смотрела на него, сузив глаза.
– Значит, ты подсматривал за нами, когда мы мылись в душе? И когда переодевались?
У Тяньмина отвисла челюсть. Такого поворота он не ожидал.
– Эй, отвечай, когда спрашивают!
– Нет! Клянусь, нет! – запротестовал Тяньмин, надеясь, что собеседница шутит. А та продолжала смотреть на него с подозрением. И Тяньмин покраснел. – Ну ладно. Сознаюсь. Я… я следил за Чэн Синь несколько раз, когда она… Но я это делал, чтобы защитить ее! А за тобой так и вовсе никогда не подсматривал!
